Одиннадцатая могила в лунном свете (ЛП)

Он отвернулся поговорить с Сэмми, который снова нарисовался в кухне. Сэмми давно усвоил, что на наши разговоры лучше не обращать внимания. Или он считал нас чокнутыми, или ему просто-напросто было наплевать, о чем мы говорим.

Кстати, почему у нас частенько чокнутых называют бешеными летучими мышами? А когда кому-то на что-то наплевать, говорят, что «он не даст за это и крысиной задницы»? Кто выбирает животных для таких эвфемизмов? Почему именно летучая мышь, а не корова или кузнечик? И почему отдавать надо задницу крысы, а не задницу, скажем, хомячка?

Все это я к тому, что при Сэмми могу говорить практически о чем угодно. А вот ангелу у здоровенного холодильника придется взять и смириться.

— Я же все еще человек, правда? Меня ведь родили человеком.

— Да, — не обращая на меня внимания, ответил Рейес на какой-то вопрос Сэмми. — Только не забывай следить за водителем.

— Будет сделано, — отозвался Сэмми и, заметив мое праведное возмущение, не сумел сдержать улыбки. — Чем планируете заняться?

Наконец Рейес соизволил посмотреть на меня:

— Поедем на пляж.

Кла-а-асс!

Когда Рейес за руку повел меня к выходу из кухни, Сэмми опять покачал головой. Может быть, потому, что в Альбукерке никаких пляжей нет. Настоящих точно нет.

В баре, как обычно, было не продохнуть от обеденной толпы. Правда, в последнее время главная достопримечательность часто отсутствовала, поэтому некоторое количество женщин сменилось представителями мужского пола. По крайней мере, мне так показалось.

Едва мы вышли в зал, шум тут же стих. Несколько барышень повытаскивали телефоны и уже бубнили в трубки что-то вроде «Он сегодня здесь!» и «Бегом сюда!». Другие написывали сообщения и делали фотки. Рейес у нас что-то вроде интернет-сенсации, но сам или не в курсе, или ему совершенно до лампочки. Наблюдать за всем этим было забавно, особенно зная, что ночью спать он будет со мной.

Во мне поднялась волна восторга. Не злорадного, а скорее смешанного с недоумением. Скажи мне кто-то два года назад, что я буду проводить ночи с этим мужчиной… Ну, я бы поверила, конечно, но только потому, что с первого же взгляда предложила бы ему свои услуги. А вот если говорить о тех же ночах, но с точки зрения брачных уз… О лучшем и мечтать нельзя.

Тем временем Рейес зашел в мужской туалет и меня затащил туда же.

— Здрасьте, мистер, — разыгрывая скромницу, проговорила я и невинно похлопала ресницами. — Мне нельзя говорить с незнакомцами. И ходить в туалеты со взрослыми дяденьками. Папочка меня накажет.

Прижав меня к груди, Рейес впился в мои губы, подарив поцелуй, на который явно надо было повесить табличку «Только для взрослых». В уборной оказался Донни — наш бармен. Закончив свои дела по маленькому, он вышел, но руки не помыл. Надеюсь, алкоголь их простерилизует. Правда, понять его можно. Поцелуй был очень чувственным. С эротическими полутонами и сексуальным донельзя уклоном в нуар.

Оторвавшись от меня, Рейес заглянул мне в глаза.

— Продолжишь в том же духе — затащу тебя в кабинку.

— Ты такой романтик!

Честно говоря, после поцелуя я едва дышала, поэтому вариант с кабинкой прозвучал очень даже заманчиво.

— Готова?

— К туалетному сексу? На все сто, черт возьми.

Губы Рейеса сложились в улыбку, очень похожую на ту, что я видела в день гинекологического обследования с помощью кухонной утвари. От предвкушения я прямо-таки растаяла. Точнее начала таять, пока муж не взял меня за руку со словами:

— На этот раз я перемещу нас обоих.

Внутри меня и вокруг завихрилась неземная буря, а мгновение спустя я ослепла от яркого солнечного света, какого отродясь не видела. А ведь я, на секундочку, из Нью-Мексико. Глаза улавливали лишь один оттенок синего и один оттенок желтого.

Все еще цепляясь рукой за футболку Рейеса, другой я прикрыла от света глаза. Окружающий мир постепенно прояснялся. То есть он и до этого не расплывался, зато теперь я все поняла.

— Мы в пустыне.

Рейес кивнул. Сам он и не потрудился осмотреться по сторонам, а вместо этого почему-то смотрел на меня.

— Господи, Рейес… — Я стала поворачиваться вокруг своей оси. — Это поразительно!

Нас окружали лишь две вещи: небо такое синее, что как будто сияло изнутри, и пустыня такого богатого золотисто-рыжего цвета, что от увиденного захватывало дух. Ноги тонули в песке, и вокруг них образовывались песчаные холмики. Взяв горсть песка, я стала смотреть, как он сыплется сквозь пальцы, а потом упала на колени, и колени тоже нырнули в бескрайнее тепло.

— Мы там, где я думаю?

Рейес присел рядом.

— Если ты думаешь о Сахаре, то да.

У меня отвисла челюсть. Я стояла на коленях посреди самой Сахары!

— Даже не знаю, что сказать. Никогда в жизни не видела ничего настолько… идеального.

— Я привел тебя сюда не просто так.

— Да неужели?

Усевшись на задницу, я принялась играть в самой огромной в мире песочнице.

Муж все еще пристально смотрел на меня, а я гадала, что он обо мне думает. Должно быть, я казалась ему жалкой неудачницей, потому что снова и снова ковыляла по его миру и спотыкалась, как ребенок в ходунках натыкается то на стены, то на шкафы, то на коленки взрослых.