Одиннадцатый цикл

Вдруг мелькнула странная мысль, что в годы прежних Циклов, когда месяцев было меньше, Розмари бы уже давно умерла, а я достигла бы ее возраста.

* * *

Дети высыпали из трактира к ждущим родителям, пока Розмари, Галливакс и другие двигали столы на место.

Ко мне подбежал Дейл.

– Ну как, ну как? – У него восхищенно горели глаза.

Я слегка растерялась от его кипучего восторга.

– Твой отец просто чудо.

– Да не то слово!

Дейл был сама пылкость и бурно выплескивал что досаду, что задор. Чаще второе.

– Вот бы и мне научиться играть как он! – добавил Дейл.

Бэк на это ядовито усмехнулся.

– Твой отец академии в Музее не кончал. Он музыкой даже цветка не вырастит, что уж там чудо сотворить. Вот где талант нужен!

На этот раз я со всего размаха шлепнула негодника по шее и упилась его криками.

– Почему ты вечно такой вредный?!

У меня щеки вспыхнули, а внутри все кипело. Бэк отшатнулся, одной рукой держась за шею, а вторую, в попытке защититься, боязливо выставил вперед.

– Далила, брось, – придержал меня Перри. – Не нужно.

Дейл еще улыбался, но уже тускло, и меж бровей пролегла хмурая морщинка, давая понять, как сильно его подкосило.

– Да ничего… он прав.

Я подошла к нему.

– А вот и нет. Пусть твой отец не заживляет ран и не придает сил солдатам, как Вдохновенные из Музеи, зато послушать его истории стекаются отовсюду и детей они очаровывают. Вот что такое настоящая магия!

Сын барда оживился и в этот миг заметил, как я близко. Он потупил светло-карие глаза и вполголоса поблагодарил:

– Спасибо, Далила.

Я кивнула, как будто не замечая, что он зарделся.

– И вправду, спасибо.

За нашими спинами стоял Галливакс. Бэк вмиг побелел.

– Это действительно так, – сказал ему бард. – В детстве я мечтал вести полки в бой, воодушевлять своей музыкой, но, увы и ах, лишен дара. – Он взглянул на сына. – То ли дело Дейл. У него от природы талант, а не как у меня. Жаль только, не оттачивает его как следует. – Он перевел взгляд на Бэка. – А мне достаточно раз в неделю видеть, как загораются ваши юные лица. И никакой магии не требуется.

Галливакс говорил так спокойно, но, гадала я, вдруг он из гордости не показывает, что душа по-прежнему болит? Или он просто слишком хороший артист и преотлично это скрывает?

– Отец, можно погулять? – попросил Дейл.

– А репетиция? – Он нахмурился. – Как же ты станешь менестрелем, если не репетировать?

– Да я и так уже опытный.

– Ты, сынок, талантливый. Это разные вещи. Ты еще даже не освоил баллады Микриона.

Дейл посмотрел на нас с мольбой.

– Господин Танли, понимаю, упражняться очень важно, но ведь сегодня родилось одиннадцатое Семя. Такое не каждый день случается. – Моя мягкость, я знала наверняка, его покорит.

– Отец, умоляю! – дожимал юный лютнист.

Галливакс сдался и с удрученным вздохом нехотя кивнул. Сын стиснул его в пылких объятиях.

– Спасибо, пап!

– Главное, осторожнее. Не повреди руки! – напутствовал бард.

Дейл закатил глаза.

– Обязательно.

– Да, и вот еще… – Галливакс вернулся в трактир за лютней Дейла. – Порепетируешь на ходу!

– Но, пап!

– Никаких «но»!

Я прыгнула между ними, пока Дейл не наломал дров.

– Обещаю проследить, чтобы он играл.

Галливакс кивнул и ушел. Юный бард неохотно повесил лютню за спину.

– Куда пойдем?

– Может, в Рощу грез? – Я улыбнулась. – Говорят, там являются такие яркие грезы, что любой дар пробудится!

Мы все взглянули на небо, затянутое рябью рыжевато-серых пятен, за которыми проглядывало вечернее солнце.

– Но мне можно только до заката, – прибавила я.

– А это мысль! И домой ты успеешь: все равно живешь у самой Рощи. – Перри ехидно покосился на Дейла. – Вдобавок никто не услышит, как ты ужасно бренчишь.

– Ну-у! – возмутился Дейл.

– Поэтому я и предложила Рощу.

Дейл светился в предвкушении.

В этот миг к нам подступил понурый Бэк. Он потирал шею.

– Прости. Наговорил ерунды.

Дейл кивнул, а Джеремия, лучась улыбкой во все зубы, дружески хлопнул Бэка по спине. Тот рухнул ничком.

Мы расхохотались – и тут наш задор беспощадно срезало леденящим воплем из-за спины.

За мной стояла на коленях исступленного вида женщина и кричала громче полночной банши.

– Что с ней? – Я оцепенела от ужаса.

Опять вопль – острый и неподдельный, из таких глубин нутра, что голосовые связки вот-вот должны лопнуть, как перетянутые струны.

– Сыно-о‑ок! – выла несчастная.

Волосы свалялись сальными клоками, словно она не один месяц прожила в лесу. Под глазами набрякли тяжелые мешки, растрескавшиеся губы дрожали.

– Мой сын! Кто мой сын?! – повторяла она, хватаясь за кого придется.

– Это миссис Джонсон. – За нами стояла трактирщица Розмари с сумрачным выражением. – Уже несколько дней кряду ищет своего сына. Кричит, что он стал забвенным, и обвиняет всех кругом, что не обращали на него внимания.

Джеремия сложил большой и указательный пальцы колечком и с закрытыми глазами приложил ко лбу.

– Да пребудет он узренным, – с придыханием произнес он.

– Миссис Джонсон? – недоумевал Перри. – Но ведь не было у нее никакого сына.