Одиночество

Этот, так сказать, родственник, часто и много ездил на своей машине. Машина была марки «Москвич», в те времена не такая уж и плохая машина, скорее даже хорошая. Не скажу, что он был уж таким рьяным, завзятым браконьером, хотя, конечно и отрицать этого не буду. Да, наверное, всё же был. Конечно был, что уж там отрицать. Но в те времена, в тех далёких, даже глухих краях, браконьерство вроде, как и не считалось таким большим грехом. Ведь если добывали, то чисто для себя, для питания, не на продажу. А это, будто бы оправдывало сам факт браконьерства, во всяком случае перед самим собой. Конечно, браконьерство, это плохо, но учитывая все сложности жизни в этих дальних, забытых Богом уголках глухой Сибири, оно, браконьерство, будто бы считалось некой компенсацией за сложности, надбавкой к не очень высокой зарплате.

Так вот, в машине, в «Москвиче», всегда, в любое время года валялось старенькое ружьё, курковая одностволка шестнадцатого калибра. А когда охотничий сезон открывался, и родственник получал лицензию на добычу какого-то дикого животного, то рядом с ружьём появлялся карабин марки «Вепрь».

Однажды летом, когда карабина в машине не было, родственник ехал по лесовозной трассе в сторону своего посёлка, в сторону дома. Рядом, на переднем сиденье сидела его жена, любовалась природой. Навстречу то и дело пролетали лесовозы, поднимая огромные клубы пыли, из-за которых несколько секунд вообще ничего не было видно. Потом облако пыли оставалось позади, или отлетало в сторону и снова открывалась таёжная трасса, открывалась ближняя тайга, далёкие, красивые горы, и яркое, голубое небо.

После очередной встречи с лесовозом опять наступило мгновение полного ослепления, потом пыль отлетела…, на дороге, прямо перед машиной стоял красавец изюбрь. Он, как бы удивлённо увидел летящую на него машину, чуть посторонился, грациозно качнув при этом ветвистыми рогами, и спокойно направился к противоположной обочине дороги. Колёса, застопоренные тормозами, яростно зашипели по гравийке. Жена родственника, жадно впившись взглядом в рогатого лесного великана, заверещала:

– Бей! Бей его! Новую машину купим, бей!!!

Но родственник лишь удивлённо посмотрел на жену, остановился и стал вытаскивать ружьё. Изюбрь легко перепрыгнул придорожный кювет, задержался, развернувшись боком к остановившемуся «Москвичу». Выстрел прозвучал сухо и коротко. Уж с такого расстояния родственник не промажет.

Таких случаев, когда он стрелял из машины, было столько много, что он и припомнить все не мог. Каждый год он добывал мясо для дома таким способом, причём считал это нормальным явлением. Ничего особенного в этом не видел.

Однажды, глубокой осенью, снегу было уже на добрую четверть, мы с этим самым родственником шли в его зимовьё. Я помогал ему занести какие-то продукты на зимний промысел. Зимовьё от дороги находилось где-то в пятнадцати километрах, но тропа была совершенно дикой, не пропиленной, а местами ещё и по каменистым осыпям, так мне эти километры показались всеми двадцатью. Шли мы с огромными рюкзаками, как говорится, завьюченными под завязку. Во многих местах приходилось подныривать под поваленные деревья, но не упавшие до самой земли, а кланяться таким образом, с рюкзачищем, ох как не просто. Но чаще всего надо было перешагивать, или перелезать поваленные деревья. Тоже, должен вам признаться, удовольствие ещё то.

Так вот, уже где-то на подходе к зимовью, во всяком случае на второй половине пути, родственник неловко перешагивал валежину, запнулся и грудью упал прямо на неё, на валёжину, на торчащий острый сучок. Сук был толщиной, наверное, пальца в четыре, но острый, будто его специально готовили, специально затачивали. А так как на спине был тяжеленный рюкзак, сучок легко проткнул, пробил грудь, и глубоко воткнулся в рюкзак.

Я всё это видел, слышал, как тяжело охнул при падении мой родственник, и понял, что здесь всё и закончится. Закончится в самом печальном, трагическом понимании. Упав на колени, я торопливо скидывал свой рюкзак, лихорадочно соображая, что же делать, как помогать. Вытащить родственника назад к машине я не смогу, бежать за подмогой…. В голове уже плыли картины объяснения с его женой, детьми….

Его голос, довольно бодрый, да ещё и с матерком, вывел меня из ступора:

– Помоги мне подняться! Пришпилило, как таракана булавкой.

Я вскочил, торопливо стащил с него рюкзак, высвободив его руки из ремней. Сук торчал сквозь куртку, хищно поблёскивая заострённым зубом. Крови на нём не было. Я ещё не поверил, подумал, что кровь стёрлась об одежду.

– Помоги встать!

Я стал приподнимать его, помогая слезть с торчащего насквозь сучка. Наконец он полностью освободился, сел на эту же валежину и стал рассматривать дыру в куртке. Я стоял рядом, разинув рот.

– Чего ты перепугался? Не задело меня, не задело. Нисколечко не задело. Вот, подмышкой прошло.

Он расстегнул куртку, задрал до шеи свитер, рубаху, даже майку задрал, скомкав её одной рукой, видя, что я до сих пор не могу прийти в себя, не могу и слова сказать, снова стал оправдываться: