Одиночество дипломата

Летом 1942 года немецкие танковые клинья прорвались в донские степи и к предгорьям Кавказа. В европейских столицах крутили нацистскую хронику: флаг со свастикой на Эльбрусе, высочайшем пике Старого Света. Гитлер перевел свою ставку на Украину, поближе к наступающим войскам. В Германии было предписано обозначить в городах расстояние до Сталинграда — чтобы подчеркнуть, как далеко продвинулся на восток победоносный вермахт. Немецкие субмарины топили транспорты и танкеры вблизи берегов США, даже в их «домашнем» Мексиканском заливе. Поставки по ленд-лизу были парализованы: за первую половину 1942 года на дно ушло 4 миллиона тонн грузов. У американцев не было эффективных средств обороны на морях, и свою надежду Рузвельт возложил на то, чтобы строить на верфях кораблей больше, чем Германия будет топить их в океане. Черчилль с трудом оборонял британскую империю от Ла-Манша до Индии. Немецкий «лис пустыни» Роммель стоял в ста милях от Александрии и нацеливался на Суэцкий канал — «сонную артерию» Великобритании.

Сталин, грубейшими стратегическими просчетами 1942 года вновь поставивший свою страну на грань катастрофы, не стесняясь в выражениях, требовал немедленного открытия второго фронта в Европе. Единственное, что союзники смогли сделать для России — это начать массированные бомбардировки промышленных центров Германии и предоставить морские ленд-лизовские конвои, несшие тяжелые потери. Английским криптографам удалось прочесть код «Энигмы» — шифровальной чудо-машины немецкого генштаба — и Черчилль (не раскрывая источника) делился со Сталиным бесценной оперативной информацией. До самого конца войны немцы не смогли поверить, что кто-то читает их ежедневные боевые приказы.

Для многих непосвященных Рузвельт пребывал в те месяцы в выжидательной позе (Черчилль в одном частном разговоре выразился о президенте предельно жестко: «трусливый и пассивный»). «Складывается впечатление, что в целом ситуация лета 1942 года, отчаянная для сил, ведущих прямую борьбу со странами „Оси“, не могла в некоторых своих аспектах не нравиться президенту Рузвельту, — писал российский историк А. И. Уткин. — На его глазах Вашингтон становился подлинной мировой столицей. Гордый британский премьер откликался по первому зову. Посланец из Москвы просил об открытии второго фронта. Руководители Китая слезно умоляли о военной помощи. Вожди индийского движения за независимость просили о поддержке их чаяний. Ничего этого не было еще год назад. Рузвельт явно входил во вкус мирового лидерства, стал привыкать быть „всеобщей надеждой“, дарователем спасения, источником неоценимой помощи, факелом моральной и физической поддержки».

В начале июля 1942 года президент отправил шифрованную телеграмму Черчиллю: «Мой старый друг Билл Буллит прибудет в Лондон в конце недели. Так как вы хорошо знакомы, я уверен, что он получит всю необходимую информацию и содействие». 17 июля президентский посланник беседовал с английским премьером в его резиденции на Даунинг-стрит. Затем Буллит нанес отдельные визиты генералу де Голлю и главнокомандующему американскими вооруженными силами Эйзенхауэру. На лондонской конференции с участием начальников штабов армий и флотов Британии и США царил раздор в выборе стратегии (Буллит высказался еще прямее: «полный хаос»). Большинство генералитета, признавая европейский театр главным в этой войне, видели явную неспособность англосаксов штурмовать «крепость Европу», контролируемую лучшей в мире армией. Очень скоро это доказала неудачная операция «Юбилей»: разгром англо-канадского десанта в Дьеппе близ устья Сены в августе 1942 года.

Москва все громче требовала открытия второго фронта. Рузвельт и Черчилль отдавали себе отчет, какой кровью обернется высадка в Нормандии. Берлинское радио прорекало новый Дюнкерк для англосаксов. На пути желавших пересечь Ла-Манш воздвигался Атлантический вал — эшелонированная береговая оборона, ощетинившаяся блокгаузами, казематами, скорострельными орудиями с тщательно выверенными углами стрельбы и миллионами морских и сухопутных мин. Поэтому Франклин Рузвельт согласился с планами Черчилля о начале наступательных действий в Средиземноморье — планами, которые ранее предлагал «старый друг Билл».

В сером невзрачном здании «Мюнишнс Билдинг» в Вашингтоне, где располагалось министерство обороны (до переезда в Пентагон) приступили к разработке одной из самых секретных операций: развертыванию североафриканской кампании. Список армейской службы снабжения превышал 700 тысяч единиц, от будильников до 32-тонных танков «Шерман» и, среди прочего, оборудование для выкапывания колодцев, уголь для марокканских локомотивов, униформу для мясников и стальные сейфы для документации. Каждый американский солдат перед началом операции получил таблетки для очистки воды и сульфаниламидный порошок для дезинфекции ран, пылезащитные очки и накидку для защиты от солнца. Немецкая разведка ошибочно предсказала вторжение в районе Дакара (Западная Африка), куда стягивались «волчьи стаи» немецких подводных лодок.