Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

– Не говорите об этом людям. Это же последнее, из-за чего они пытаются жить в дружбе. Думают: вот разнервничаемся – и произойдет инфаркт. А вы говорите, что этого нет! Они же перестанут делать добро.

Еще он сказал:

– Рад, что вы так… сомневаетесь. А то у меня тут был один молодой писатель, он такой довольный. Все хотят его, все хотят его пьесы, все берут.

Я хотел сказать ему, но потом удержался. Ну пусть…

– Я думаю, это защитная реакция, – где-то глубоко внутри он наверняка в себе сомневается, понимает, что это лишь внешняя удача, деньги, но не что-то значительное…

– А мне показалось, что не сомневается, – и я его пожалел.

Я сказал:

– Если это и так, ему лучше, чем тем, кто сомневается. У него-то инфаркта не будет. Худого в себе он не накапливает…

Сказал о Германии:

– Был много раз. Мне она понравилась, очень высокий уровень, хорошо строят, много, главное, строят.

5.3.70. Прочел Гранина «Кто-то должен». Мастерская, серьезная вещь. Это писатель, исследователь. Не только 1-е сигналы[301] им движут, но и мысль. Читал с завистью. Слабее то, что он не знает, что должен был почувствовать, – женщины, их логика, их поступки.

21.4.70. Летом (вдруг вспомнил) Гранин спросил:

– А что вы делаете?

– Пишу.

– Лучше этого дня не напишете.

Он вернулся с Енисея. Корреспондент спросил у него:

– Вам Шушенское понравилось?

– Нет.

– Как? Там же Ленин жил!

– Ну, ему тоже не нравилось.

24.3.72. Позвонил Гранин – я сразу понял, что опять что-то не так. Нервы страшно натянуты, опустошен. Оказалось, он выступил на Секретариате, сказал:

– Если кто-то имеет против какие-то соображения, пусть скажет.

И вдруг непредвиденное:

– А я его не читал, – сказал Холопов[302].

– Так прочитайте, – сказал Гранин.

Кто-то сострил:

– Ему все равно дальше седеть некуда.

Но я ответил:

– Седеть некуда, но инфаркт я еще могу получить…

Теперь через две недели новая экзекуция.

9.2.74. Мучаюсь новой повестью. Не умею продумать, не знаю характера главной героини. Гранин мне сказал:

– Зачем вы заключаете договор? Это же кабала. Нельзя на это идти, когда есть деньги.

Он прав. Я не должен был этого делать.

21.8.72. Был у Гранина… Гранин умен, осторожен, точен. Сказал: попробуйте не печатать, когда это возможно (о сокращенном очерке).

6.6.75. Гранин вчера на даче, когда заговорили о чувстве завершенности и покоя, которое поражает во время поездки в Бельгию[303], сказал, что они испытывают чувство духовной обеспеченности (неточно вспоминаю)… За их плечами – сотни лет разумной истории – те внутренние изменения, которые у них происходят, ничем им не грозят…

У японцев идея пространства: в малом – большое! У бельгийцев же идея времени – смотрите, Рубенс, Рембрандт, это было так недавно, всего 300 лет назад!

17.8.75. Дом творчества Комарово. Один. Ночь. Не спится. Читаю с трудом Хулио Кортасара, хотя книга, вероятно, к концу очень понравится. Гранин удивился тому, что я мало читаю. Даже своих друзей – Мишу Глинку[304] и того не прочитал. Было стыдно. Я уж не говорю, что не читаю и тех классиков, которых нужно знать.

10.9.75. Сегодня открылась выставка авангардистов в Невском дворце культуры. Был Гранин. Звонил мне – хотел взять с собой, но меня не было. По телефону он сказал:

– Колоссальное разнообразие личностей. Силен элемент эпатажа. Много талантливых ребят. Преобладает сюрреализм[305].

Потом он, шутя, прибавил:

– Какие-то тетки громко ругали, но народ безмолвствовал.

Завтра хочу пойти сам.

20.9.76. …У Гранина в повести «Обратный билет», которую сейчас читаю, есть мысль Гора о реальности людей придуманных. Гор говорил: «Кто реальнее – Онегин или сосед Иван Иванович? Онегин, конечно». У Гранина это – герои Достоевского.

И еще: Гор знал, читал уже Гранина – и молчал. Начальства он всегда боялся. Когда-нибудь спрошу его об этом.

18.2.77. Ходили с Граниным. Я сказал, что читал его книгу о блокаде (на его вопрос – читал ли?), хотя пока не читал. Сказал пафосно о преодолении страданий.

Он сказал: вот и вы мыслите штампами. Никто страданий не преодолевал – их и преодолевать нечего. Люди жили – и все. Страдали, конечно, а преодолевать им не приходило в голову.

Это верно. Разве, когда наступает пора страданий, мы думаем – как бы их преодолеть?

Теперь хочу книгу прочесть.

9.7.77. Гулял сегодня 3 часа с Граниным. Он нащупывает мои слабости. Задает вопросы: «Вот вы, Сеня, интересуетесь философией, искусством – отчего этого нет в вашем творчестве?» Я сказал, что это разные процессы. «В вашем творчестве (романном) этого тоже нет. „Искатели“, „Иду на грозу“ подразумевают элементарную жизнь». Он сказал, что наша жизнь не только элементарна, она бесконфликтна и внедраматична. Отсюда недостатки литературы.

Много говорили о живописи. Советовал написать повесть о художнике, а рядом – другие судьбы… Удивлен, что художники пытаются выразить себя вне авторитарности.

Говорили о разработанном этикете, об отсутствии общего интереса к проблеме. Кому нужна книга о блокаде?