Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

Такой план впервые представился мне в октябре 2015 года, когда в петербургском музее А. Ахматовой состоялся вечер, посвященный неопубликованному дневнику. На нем я читал некоторые записи. Тут меня и осенило: как-то так должна выглядеть книга.

Теперь, когда обозначена последовательность действий, можно вспомнить о себе. Если даже мне не довелось быть свидетелем, то почти обо всем, о чем рассказывает отец, мы с ним говорили. Можно сказать, что помимо дневника вторым его конфидентом был я.

При этом я ощущал себя как объектом, так и субъектом. Позволялось спорить, отстаивать свое мнение. Это не всегда разрешается детям, но мы были не только родственники, но и друзья.

В начале послесловия дневник сравнивался с письмом. Правда, в отличие от обычных писем, это послание приходит тогда, когда его автора нет на свете.

Ты видишь не только мгновения, но и судьбу. А заодно – собственную жизнь. Читаешь – и прямо-таки переполняешься эмоциями. Иногда радостью узнавания и солидарности, а порой удивлением: почему вышло так, а не иначе?

Все это определило необходимость моего участия – не только в качестве публикатора и составителя, но еще одного голоса.

Каждая глава начинается предисловием, в котором объясняется тот или иной поворот жизни отца. Вы укоряете меня за субъективность? Вряд ли могло быть иначе. Ведь даже в комментариях я не перехожу на положенное в этом жанре третье лицо.

Все это потребовало столько усилий, что моего участия оказалось недостаточно. Чуть ли не на каждом шагу приходилось обращаться с просьбой что-то уточнить. Наверное, следовало бы написать, чем помог каждый, но это заняло бы слишком много страниц.

В основном эта книга посвящена советскому времени, а потому стилистически верно вспомнить доску почета. Самым правильным в этих досках были одинаковые рамы. Они вроде как перечисляли. Подтверждали, что никто не остался в стороне.

Правда, на сей раз технологии были новейшие. Задаешь вопрос в фейсбуке – и сразу отвечают пять человек. Иногда приходили советы от незнакомых людей. Так что дело не в личной симпатии, а в книге. В общем желании, чтобы в ней было меньше неточностей.

Упомяну О. Будашевскую, Е. Валдину, Е. Вольгуст, М. Гончарка, А. Гора, К. Гор, Я. Гордина, С. Грушевскую, Т. Долинину, Л. Дубшана, В. Дымшица, Г. Ельшевскую, Б. Зекке, Э. Земцовского, Н. Зисман, П. Каганера, В. Капустину, И. Карасик, Н. Корнетову, Э. Норкуте, Б. Полонецкую, А. Спицыну, В. Смирнову, П. Финна, А. Чепурова, Е. Чурилову, А. Шора.

Все же одного человека надо отметить специально. В немецком Аахене живет Фридрих Карлович Скаковский, не раз появлявшийся на этих страницах. Это ему Аксенов сказал:

– Сене этого романа не понять. Он этого не пережил.

Существует такая порода людей – дети репрессированных родителей. Вся жизнь была впереди, а в них уже поселилась мысль о несправедливости.

Мы с ним не виделись с его отъезда, но голос не изменился. Напор тот же. Особенно когда речь заходит о прошлом и настоящем. Ему все кажется: еще немного – и они поменяются местами.

Несколько раз в неделю мы обсуждали книгу по скайпу. Так что не удивлюсь, если мне передались интонации. И, уж точно, пригодилась его память: многие годы они с отцом были рядом, но каждый запомнил что-то свое.

После того как рассказано о замысле и названы соучастники, перейдем к мистике. Читатель уже знает, что такие вещи интересовали отца. Было бы странно, если бы сейчас без них обошлось.

Область эта столь непростая, что тут требуется осторожность. Ведь назвать – все равно что окликнуть. Вступить в непосредственный контакт.

Звонит приятель отца, очень пожилой человек. Говорит, что Илья Авербах ушел тридцать лет назад, но такого никогда не было.

Вечером прошлого дня мы обсуждали главу этой книги, где рассказано об их общем друге. Разумеется, он разволновался. Я даже подумал: как бы чего не случилось?

Оказалось, не сердечный приступ, а сон. Причем какой! Цветной и широкоформатный. Обычным зрением эту картину не охватишь.

«Показывали» бегущих по тоннелю людей. Затем возник свет в конце. Где-то там находился выход.

Тут и появился режиссер. Он не торопился, а наблюдал со стороны. Ну а тот, кто это видел, спешил. Они поприветствовали друг друга, как где-нибудь на Литейном, и обещали созвониться.

Через пару дней еще один знакомый отца не без смущения сообщает: да, снился. Как сто лет назад сидели с Гором у него на даче и говорили о живописи. Да еще имя нами любимого Добычина промелькнуло пару раз.

Тут тоже существует связь с отцовскими текстами. Много раз мы говорили о его записях, и вот это отозвалось.

Теперь, ложась спать, я ждал. И вскоре дождался. Авербах и Гор меня проигнорировали, но зато явился отец. Это было так удивительно, что уже не вспомнить, о чем мы говорили.

Еще не забыли третий закон Ньютона? Действие рождает противодействие. Иными словами, есть вопрос – есть и ответ. Даже если вы обращаетесь в безвоздушное пространство, то что-то обязательно случается.