– Мои друзья, инквизитор, – с трудом сдерживая бешенство, проговорил Фесс, – уже давно мертвы. Они погибли в том бою на площади Эгеста, или ты забыл? Они мертвы, и мне уже некого спасать. Ты лжёшь, чтобы заполучить меня, чтобы я оказался под властью Инквизиции, под властью вашего талисмана, гасящего магию, в прочной башне, как говорится, за семью дверьми, за семью запорами. И тогда со мной станут разговаривать не такие, как ты, а опытные дознаватели, отлично ориентирующиеся в сложнейшем искусстве воздействия на пытуемого посредством дыбы, клещей, иголок, тисков и тому подобного. Вот только не знаю, зачем вам нужны будут вырванные под пытками признания – если, конечно, предположить, что я почему-либо выберу ответы, а не просто смерть, хотя бы и тут, в пустыне. Ценность добытых такой ценой «признаний» не тянет и на пресловутый ломаный грош. Так что давай сражаться здесь и сейчас, инквизитор. Другого пути у нас нет. Давай сигнал своим, пусть готовятся. Думаю, вам даже нет смысла ждать утра.
Инквизитор помолчал, задумчиво поигрывая так и оставшимся нераскрытым свитком. Печати на шнурке были точно аркинские, в этом Фесс не сомневался.
– Хорошо, некромант. Сразиться мы с тобой всегда успеем. Я бы предпринял ещё одну попытку…
– Зачем? – перебил его Фесс. – Вы ненавидите меня, я ненавижу вас, и этим всё сказано. Ничто, инквизитор, слышишь меня – ничто, никакие твои слова здесь не подействуют. Вот если бы ты мог показать мне живую Рысь… сейчас, в этот самый момент, я бы убедился, что хотя бы в одном ты не врёшь. Тогда можно было б разговаривать дальше. А так мы только теряем время. Если, конечно, это не было твоей целью изначально – занять меня разговором, лишить сна и отдыха.
– Святая Инквизиция не ненавидит никого, даже самых закоренелых ересиархов и малефиков, – очень серьёзно возразил Иероним. – Мы скорбим обо всех вынужденных жертвах, но, с другой стороны, разве не сказано в Писании: «Не бойтесь разящих тело, душу же не могущих убить»? Мы разим тела, а не души. Мы очищаем их огнём, мы отправляем их в лоно Спасителя, дабы там, оставив позади тяжкий груз грехов и преступлений, они были бы готовы к перерождению и новой жизни. Ты можешь не верить мне, некромант, но я не ненавижу тебя. Я жалею тебя. Тебя и твоих друзей. Да, ты прав, я не могу показать тебе живую Рысь. Она далеко, в Аркине, в особой обители его святейшества. Она очень ценная… гостья, назовём это так, потому что никто её не пытает и не мучает за полным отсутствием смысла. Ты не веришь… гм…
– Не верю, – кивнул некромант. – Ни на полпальца. Всё это ложь. Не виню тебя, инквизитор, – тебе приказали лгать, вот ты и лжёшь. Разумеется, «во спасение». Ничего иного и ждать было нельзя. Так что уходи, тебе больше нечего сказать мне.
– Ты обрекаешь себя и своих друзей, свою любимую на смерть, – помедлив, сказал Иероним. – И если ты на самом деле можешь погибнуть в бою, быстрой и лёгкой смертью, то вот Рысь… Кислотная бочка – конец очень неприятный, поверь мне. Медленный, мучительный и очень, очень болезненный.
– Интересно, ты говоришь, что Рысь жива и здорова, а от отца Этлау совсем недавно я слышал совершенно противоположное, – не удержался Фесс.
– Преподобный отец Этлау исполнился великой святости, – очень серьёзно сказал инквизитор. – Простим великим людям остатки их маленьких человеческих слабостей.
– То есть ты хочешь сказать, что Этлау солгал? И никто не пытал ни Рысь, ни гнома с орком?
– Нет, – инквизитор не опустил взгляда. – Этого я сказать не хочу. Естественно, они все были подвергнуты… гмммм… тщательному допросу. Естественно, этот допрос сопровождался… гмммм… острыми методами. Но никто их не убивал, твоих друзей. Их подлечили, залатали… отправили в обитель… когда всем стало совершенно ясно, насколько ты важен. Эх, да что говорить, ты всё равно не веришь ни единому моему слову. Ну что ж, постараюсь, чтобы ты изменил столь предвзятое мнение. Когда ты попадёшь в плен, твоих друзей казнят у тебя на глазах.
– Не слишком умное решение, – нашёл в себе силы рассмеяться некромант. – Если я так важен, то, попади я в плен, со мной надо обращаться очень бережно и деликатно и ни в коем случае не причинять никакого вреда моим дорогим друзьям, иначе я очень, очень обижусь. На тех, кто сделает нечто подобное. И тогда им, боюсь, несдобровать.
– Несдобровать будет в первую очередь твоим друзьям, – со скорбной миной вздохнул инквизитор. – А уж потом, ты прав, тебе. Ну что ж, если это твой окончательный ответ… ты вновь угадал, некромант, мы не станем ждать рассвета. У нас достаточно сил, чтобы атаковать беспрерывно, ночью и днём, сколько понадобится, пока у тебя не выпадет от усталости оружие из рук. Тогда мы поговорим с тобой уже по-другому, и тебе придётся ответить за всю пролитую сегодня кровь.
– А так, значит, отвечать не придётся?
– Святые братья умеют различать цель и средства, – уклончиво ответил инквизитор.
– Значит, ради великой цели…