Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

В комнате для совещаний нам с Роном сообщили, что в 11:30 израильская авиация нанесет удар по сирийским самолетам, находящимся на земле, и что каждый командир должен немедленно вернуться в свое подразделение. Это был приказ о начале операции «Негиха» («Удар рогами»), и я должен был следить за подготовкой 115-й эскадрильи, чтобы она смогла выполнить поставленную задачу. Кроме того, мне нужно было как можно скорее найти возможность совершить кратковременный полет, чтобы хоть немного познакомиться со своей машиной.

В разгар всей этой суматохи я послал одного из пилотов к себе домой, в Хацор, чтобы он привез мой летный комбинезон и летные ботинки. Мики Шнейдер, офицер, отвечавший в эскадрилье за безопасность полетов, — шесть дней спустя он полетит со мной на задание в Сирию, будет сбит ракетой земля-воздух и проведет восемь изнурительных месяцев в плену — съездил и привез для меня все необходимое летное обмундирование: шлем, кислородную маску, противоперегрузочный костюм и систему фиксации туловища — приспособление, с помощью которого пилот прикрепляется к катапультируемому креслу и парашюту.

В последний момент Голда Меир и Моше Даян решили, что решение об атаке с воздуха было ошибочным, и весь план «Негиха» был отменен. Для меня это означало, что я мог распорядиться снять весь подвесной груз с одного из самолетов, чтобы совершить небольшой полет и хоть немного познакомиться с машиной, на которой мне предстояло воевать.

Авраам Якир, один из самых молодых пилотов эскадрильи, показал самолет и объяснил мне основные моменты. «Наши „Скайхоки“ отличаются от всех прочих. Это самый современный самолет во всей нашей авиации, оснащенный самыми продвинутыми системами».

То, что нормальные люди учат за десять дней, мне нужно было усвоить за пятнадцать минут. Якир помог мне подключиться к системе связи, показал, как устроена пилотская кабина, объяснил, как пристегиваться, как включать и регулировать различные системы. После этого он спустился на землю и убрал лестницу. Как он сказал мне несколькими месяцами позже, незадолго до своей гибели в авиакатастрофе во время учений, все это время он был уверен, что это какая-то странная шутка.

Я осторожно вырулил на взлетную позицию, проделал все необходимые проверки — и обнаружил, что не могу закрыть кабину. По радиосвязи мне несколько раз объяснили, что и как нужно делать, но сколько я ни старался, я не мог ее закрыть. Подъехал пикап, за рулем которого сидел Якир. Он взобрался на крыло, потом к кабине, и объяснил, что в американских самолетах для некоторых операций, например, чтобы закрыть кабину, необходимо сделать резкое движение левым локтем — в отличие от французских «Миражей», где для этого нужно гораздо более деликатное касание. После этого я наконец вырулил на взлетную дорожку и попросил разрешение на взлет. Это произошло в субботу, ровно в два часа дня.

— Приближаются египетские самолеты, чтобы атаковать базу. Не взлетать! Вернуть самолет в исходное положение!

Я отогнал свой «Скайхок-410» на место. Якир дождался меня в подземном укрытии для самолетов и отвез в эскадрилью. Летчики в полном летном облачении, рассматривавшие карты и снимки аэрофотосъемки, построились перед зданием, готовые бежать к своим самолетам. Я остановил одного из них и спросил, какое у них задание.

— Наше звено будет атаковать египетские силы, пытающиеся взять форт Будапешт.

Я взял у него карты и снимки.

— Кто лидер?

— Кохава, — ответил он.

Яхин Кохава был моим первым студентом летных курсов.

— Яхин, — сказал я ему, — с этой минуты я твой второй номер. Это мой первый полет на «Скайхоке». После взлета нам потребуется около двадцати минут, чтобы достичь Нахаль-Яма. За это время я освоюсь в самолете, а если у меня возникнут вопросы, ты мне на них ответишь.

Киббуц Нахаль-Ям находился на северном побережье Синайского полуострова. Во время одной из бесконечных ночей с Азизом он настойчиво интересовался назначением высоких антенн в Нахаль-Яме. Очень скоро мне предстоит атаковать противника недалеко от этих антенн, предназначение которых по-прежнему остается для меня загадкой. Пока же я снова выруливал на взлетную дорожку, бомбардируя Кохаву вопросами, с какой скоростью нужно взлетать в такой плотной конфигурации, как наша.

— Подними нос на сто двадцать пять узлов, — наставлял меня Яхин. — Взлетай на ста пятидесяти, и все будет отлично.

Мы уже были в воздухе, а я все еще пытался сориентироваться в незнакомой кабине, возясь с ручками, регулирующими высоту кресла и педалей, пытаясь идентифицировать многочисленные кнопки на ручке управления, которая сильно отличалась от той, к какой я привык в «Мираже». Глазами я отчаянно сканировал кабину, пытаясь понять, для чего нужны все эти переключатели. Однако при этом мне было приятно видеть, что мой самолет находится точно там, где он должен находиться в строю звена. Было колоссальным облегчением убедиться, что базовые навыки управления самолетом стали моей второй природой.