Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

Во всей истории военной авиации только у трех пилотов первый же вылет на совершенно новом для них самолете оказался боевым. Мне предстояло стать четвертым. Полтора часа назад я впервые сел в кабину этой незнакомой мне машины, и вот теперь мне предстояло поднять ее в воздух, под завязку нагруженную бомбами, и поразить цель в районе ожесточенных боевых действий.

За три дня до этого подполковник Ами Гольдштейн (Голди), командир эскадрильи, погиб в авиакатастрофе во время учений. В тот же вечер, вернувшись домой из Хацора, я обнаружил сообщение, что со мной хочет поговорить главком ВВС Бени Пелед[79]. Как обычно, он сразу перешел к делу: явиться завтра в семь-тридцать утра, я назначаю тебя командиром 115-й эскадрильи.

Я поехал на авиабазу Тель-Ноф, где базировалась моя эскадрилья, чтобы поговорить с командующим базой Роном Роненом, поскольку именно он настоял, чтобы я был назначен командиром 115-й эскадрильи. Рона я знал много лет. Во время Шестидневной войны он был моим командиром в 119-й эскадрилье. Он командовал летным училищем, когда я два с половиной года служил там инструктором. И самое главное, и сентября 1969 года именно он был «Тюльпаном-1», командиром соединения «Тюльпан». Тогда я был «Тюльпаном-4», который не вернулся с задания.

— Рон, — сказал я в самом начале встречи, — возможно, ты этого не знал, но я никогда не летал на «Скайхоке».

— Я знаю, Гиора, — ответил он. — Но я все равно хочу, чтобы эскадрильей командовал ты, и никто другой. Завтра похороны. Потом, в четверг-пятницу, ты познакомишься с эскадрильей, а в воскресенье начнем курс обучения. Неделя, и никто и не вспомнит, что раньше ты никогда на нем не летал.

— Ты уверен? — спросил я.

— Гиора, добиться твоего назначения было очень непросто. В военной авиации достаточно людей с большей, чем у тебя, выслугой, которые ждут не дождутся получить эскадрилью. Бени долго колебался, прежде чем решил нарушить установленный порядок. Я хочу именно тебя! Кстати, раз ты уже здесь, пойдем навестим Нехаму, жену Голди.

— Вдову, Рон. Вдову.

На следующее утро, в семь-тридцать, Бени Пелед, сидевший в своем кабинете, не стал тратить время на сантименты. Один командир погиб, другой назначается на его место, жизнь продолжается, все! Мы разговаривали около десяти минут. Вариант, что через несколько дней может начаться война, не упоминался ни разу. Тема плена была мельком затронута, причем упомянул об этом именно Бени. Он сказал, что в ходе следующего рабочего совещания доложит начальнику штаба Армии обороны Израиля, что назначил бывшего военнопленного командиром боевой эскадрильи. У меня не было никакой возможности рассказать Бени о кризисе, который я всякий раз преодолеваю, возвращаясь с боевого задания. Я очень надеялся найти время поговорить с ним об этом. Мы также не затронули никаких технических вопросов. Мы оба понимали, что о «Скайхоках» и их боевой работе я практически ничего не знаю.

«Скайхок» — боевой самолет прежде всего для поражения наземных целей. Я же на протяжении многих лет летал на истребителе-перехватчике, предназначенном для участия в воздушных схватках. Было начало рабочего дня. Бени нужно было руководить всеми военно-воздушными силами, у него не было времени на пустые разговоры. (В этот момент я еще ничего не знал о нарастающем напряжении в отношениях с Сирией и Египтом.)

— Езжай, познакомься с пилотами, принимай эскадрилью и начинай командовать. Удачи!

Вот так бесконечные американские горки, в которые давно превратилась моя жизнь, доставили меня в совершенно неожиданное место назначения — здание эскадрильи «Скайхоков» на базе Тель-Ноф.

Голди был очень популярным и любимым командиром, поэтому шок и боль ощущались повсюду. Я представился всем пилотам эскадрильи, оказавшимся на базе, — некоторых я знал давно, многие были незнакомы. Замкомэск показал мне расположение эскадрильи. Тем временем наступил полдень, пора было ехать на кладбище.

Около свежевырытой могилы Голди на кладбище Кирьят-Шауль[80] собралась большая толпа. Я наблюдал за публикой, пришедшей на похороны. Анат и Нили, секретарши эскадрильи, возложили на могилу венки, их глаза покраснели от слез. Почетный караул дал три залпа, и народ начал расходиться. Проходя мимо меня, многие скорбящие пожимали мне руку. Я не понимал, что это — поздравления или вежливый упрек?

Следующий день, пятница, сначала выглядел обычно, однако затем часть неожиданно начали приводить в боевую готовность, и вечером, несмотря на то что это был Йом-Кипур — самый священный день еврейского календаря, я решил, что останусь и заночую на базе, в семейном общежитии, на кровати в квартире Омри Афека[81].

Рев сирен в семь часов утра ознаменовал начало войны Судного дня, продолжавшейся три недели. Это была Шестидневная война наоборот — сирийцы и египтяне нанесли неожиданный удар. Мы понесли чувствительные потери.