Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

Возвращение в Тель-Ноф оказалось достаточно долгим, и у меня было время подумать о себе. Мои прежние боевые вылеты этой войны не были прогулками по парку. Однако зрелище трех сирийских ракет, несущихся прямо на меня и моего напарника, камнем летящего к земле, заставило меня задуматься, не играю ли я в какую-то сумасшедшую игру, лишенную всякого смысла. Учиться управлять совершенно новым самолетом в разгар ожесточенных боевых действий, командовать малознакомой мне эскадрильей, постоянно справляться с последствиями пребывания в плену и неуверенностью, выдержат ли правая нога и левая рука еще одно катапультирование — неужели все это считается нормальным?

Я подумал о своих командирах, высокопоставленных офицерах и генералах ВВС. Бени Пелед согласился бы летать в моих обстоятельствах? Смогли бы летать Рафи и Иври, окажись они в моем положении? А Форман? А Амос? А Яало?[89] Ближе к концу Войны на истощение Рон мог приобрести опыт, немного напоминающий мой, однако в гораздо более мягкой форме — настолько более мягкой, что тут и сравнивать нечего. Агасси считался невероятно храбрым летчиком. Смог бы он летать, окажись он на моем месте, да еще и после всего, что мне довелось пережить за последние четыре года?

Подо мной простиралась Герцлия, я начал снижаться, готовясь к посадке. По красному радио я услышал, как первый номер пары, вылетевшей следом за мной, доложил об успешной атаке. Судя по всему, полеты на низких высотах являются правильным решением, позволяющим не бояться ракет и помочь Рафулю и Ори Ору[90], старшим командирам танковых подразделений, в их наступлении на восток. Мои мысли снова обратились к войне. Мне нужно попасть на командный пункт эскадрильи, чтобы попытаться улучшить нашу боевую работу, и добиться, чтобы порученная нам задача была выполнена наилучшим образом.

После приземления, по дороге к зданию эскадрильи, я подумал о Шнейдере. Погиб он или жив? Если жив, удалось ли ему остаться по возможности целым и невредимым? Как он покидал пылающий факел, еще секунду назад бывший боевым самолетом? Я знал его как молодого пилота и мягкого, доброго парня. Как он перенесет плен? Сможет ли он следовать формуле «Я летчик, я лейтенант, я офицер Армии обороны Израиля» и выжить? Или у гигантского суданца, две ночи кряду избивавшего меня в каирской тюрьме «Абассия», есть клон в Дамаске, и тогда Шнейдера ждут более суровые испытания? А как насчет остальных ребят нашей эскадрильи? Неделю назад я не знал не только этих летчиков, но и их имен, а теперь я отвечаю за них за всех. Как я смогу нормально командовать Эльдаром и Рейсманом, Гуром и Авнером Раананом, всеми ребятами, ставшими мне плотью от плоти и кровью от крови?

Я стал размышлять, кто из моих командиров и старших офицеров ВВС согласился бы делать то, что делаю я. Я полагал, что скорее никто. Но так как они никогда не стояли перед таким выбором, рассуждать об этом было несправедливо. Как сказано в погребальной еврейской молитве, каждому из нас предстоит дать отчет за свою прожитую жизнь. Это касается и меня. И когда придет время предстать пред Высшим судом, меня будут судить в том числе и за то, как во время этой тяжелейшей, жестокой войны я командовал эскадрильей. И хотя я знал, что это будет трудным испытанием, я не собирался опускать руки и сдаваться.

Из подземного укрытия автобус доставил меня к зданию эскадрильи. Я снял летное обмундирование и повесил на вешалку. С пакетом молока из холодильника направился на командный пункт. Помимо командования эскадрильей в воздухе, мне нужно было ежедневно вносить изменения в нашу тактику. Именно это позволяло нам воевать наилучшим образом, несмотря на постоянно меняющуюся боевую обстановку. Ключ к успеху на войне — умение замечать, приспосабливаться, действовать в ситуации, когда то, к чему вас готовили, отличается от происходящего на поле боя. Это тест на ум и интуицию для всех командиров любого ранга; именно от этого зависит, что тебя ждет, слава или позор. И я знал, что помимо боевых вылетов, в которых я участвую лично, это является важнейшей задачей, стоящей передо мной в качестве командующего эскадрильей.

Позже, вечером, когда я шел к начальнику базы на совещание командного состава, начальник разведки подозвал меня и сказал, что Мики Шнейдер только что дал интервью дамасскому радио. «О тебе помнят. Тебя вернут домой. Все будет хорошо», — мысленно сказал я.

Глава 40 16 октября 1973 года

16 октября после полудня я возвращался в Тель-Ноф из района Суэцкого канала — занял около двадцати пяти минут. Для тех, кто привык возвращаться с дальних рубежей Синайского полуострова наземным транспортом, это очень маленький промежуток времени. Для тех, кто путешествует по воздуху, — очень долгий полет. А тому, кто участвовал в атаке за Суэцким каналом (это было частью наших усилий отбросить египтян), кажется невыносимо долгим. И теперь по возвращении на базу нужно быстро осмыслить только что выполненное задание и подумать, каким будет следующий шаг подготовки к вторжению на египетскую территорию.