Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

Возвращаясь домой, мы пересекли Суэцкий канал и начали набирать высоту, во мне все еще бурлил адреналин. Восторг, что мне удалось совершить столь долгий и успешный полет над египетской территорией, восторг, что под мощным зенитным огнем мне все-таки удалось совершить пике и сбросить бомбы точно на цель, которая была намечена. Когда мы взяли курс на Аль-Кутамию — специальные укрепленные укрытия для египетских МиГов ко мне вернулось прежнее ощущение, что я — «король неба».

Авианалет был устроен ранним утром, впереди был целый день боев, и мне не терпелось вернуться в расположение эскадрильи — во-первых, чтобы координировать дальнейшие операции, а во-вторых, как я подсознательно чувствовал, чтобы немного успокоиться и избавиться от охватившей меня эйфории.

Глава 41 октябрь 1973 года

Война продолжалась. Наше сознание двоилось — с одной стороны, оно пыталось как-то переварить шок и потрясение последних одиннадцати дней и в то же время — найти способы воевать в воздухе лучше, эффективнее и безопаснее. Эскадрилья ни на секунду не прекращала боевой работы, и у некоторых летчиков появились признаки переутомления. Мы еще не достигли критической точки, когда пилотам становится тяжело летать. Однако во время наших ежедневных вечерних совещаний более опытные товарищи уже указывали на тех, кто нуждается в особом внимании.

К этому времени я стал несомненным комэском. Обстоятельства, в которых я принял должность, до этого рассматривались как сверхъестественные, стали естественными. Моя повседневная жизнь стала типичной для офицера, командующего подразделением ВВС. Ничего в эскадрилье не происходит без участия командира; распорядок, требующий его постоянного присутствия, его приказов и инструкций, оставался неизменным. Мой льготный период остался в прошлом, и постепенно я завоевывал доверие летчиков во всем, что касалось моего командования эскадрильей.

Вместе с тем мои подчиненные неизменно настаивали, что мои принципы должны быть ясно сформулированы, облечены в слова, а главное, ежедневно подтверждаться моим личным поведением в боевой обстановке, которое, среди прочего, обсуждалось в ходе утренних совещаний. В то же время у меня крепло ощущение, что завязывающиеся сейчас связи и отношения продлятся много лет, поскольку в их основе лежит уникальный опыт совместных боевых действии плечом к плечу. Безостановочное движение пар и четверок, получавших задания, облачавшихся в летное обмундирование, вооруженных картами и снимками аэрофотосъемки. Они спускались с главного крыльца, садились в автобус, и он их вез к самолетам. И эта картина ничем не отличалась от подготовки к обычным тренировочным полетам.

Я внимательно следил за каждым из них: летчиками-ветеранами Шимоном Геллером и Ашером Нееманом; Рафи Леви, женившимся за два дня до начала войны; Давидом Ноем и Довом Пери, казавшимися слишком юными, чтобы воевать, и выглядевшими сегодня куда серьезнее и взрослее, чем в день нашего первого знакомства.

В раздевалке некоторые шкафчики оставались пустыми; Шимон Аш — летчик старше меня, с которым я не успел даже поговорить, прежде чем его сбили; Марио Шакеда — уникальная смесь пилота «Эль-Аля» и итальянского барона; Исраэль Розенблюм — юноша, потребовавший задание в районе Голанских высот, так как он был родом из близлежащего киббуца Га-Гошрим, — когда я выполнил его просьбу, он был сбит ракетой и погиб; Цвики Башан, оперативник и звезда эскадрильи. Когда авианаводчик назначил Цвике цель в районе канала, я находился в воздухе, на той же частоте, и слушал, пока не услышал: «Номер один, ты весь горишь!» Пустовало и место Офера-Бемби, который взлетел вместо меня на пятый день боев и был сбит ракетой прямо над Постом-109 на Голанских высотах.

Мы знали, что Мики Шнейдер и Цвика Розен в плену, и надеялись, что некоторые из тех, чья судьба оставалась неизвестной, тоже попали в плен, и рано или поздно мы их еще увидим. Пока же мы поставили их машины в самом дальнем углу парковки, а прапорщик Коби, который снова был с нами, вместе с секретаршей Мири собрали их личные вещи и сложили в их шкафчики.

Теперь у меня была армейская раскладушка, которую поставили в моем кабинете, так что в любое время суток я мог проводить сколько угодно времени и в воздухе, и на командном пункте или в любом другом месте в расположении эскадрильи. Наконец, я нашел время познакомиться с солдатами наземных служб, среди которых были и срочники, и резервисты. Судя по всему, никто из них не упускал возможности сделать больше, понимая, что все, чего мы добиваемся в воздухе, возможно только благодаря их усердию на земле.