Одиночество Сена

– Переложите его на носилки, – распорядился глава лекарей, бесцеремонно оттеснив настоятеля от Сена, – и ради Триединого и всех святых, аккуратно!

Его помощники незамедлительно выполнили приказ, и как только тело оказалось трепетно водружено на носилки, Сен открыл веки. Зрелище предстало отталкивающее: лица как такового не стало, фарш из костей и сухожилий, хорошо хоть запёкшаяся кровь покрывала месиво тонким слоем, не давая рассмотреть раны получше. Маг повернул голову, и на настоятеля уставилось то, что осталось от глаз: на месте одного глубокий чёрный провал, а вместо другого – хаотичное пересечение белых нитей. Кхарон судорожно сглотнул слюну от вида этого зрелища и чуть не прослушал, что спросил Сен:

– Тварь мертва?

– Да, – настоятель искренне надеялся, что его голос не дрожал, а в голове билась мысль: «Кого же я приютил в обители?»

– Хорошо, – прохрипел Сен. – Где моя цепь?

– Наверное, осталась в демоне.

– Ясно. Не трогайте её, убьёт! – ёмко сказал раненый.

– Спасибо вам за защиту, – наконец Кхарон решил поблагодарить мага.

– Пустое. Поднимите меня и покажите эту тварь.

– Вам нельзя двигаться! – вмешался глава лекарей.

– Тихо! – из глотки Сена вырвался рык. – Мне можно!

– Но…

– Выполнять, – негромко приказал настоятель, резонно посчитав, что магу виднее.

Монахи чуть наклонили носилки, приподняли беспомощного Сена, и он смог повернуть голову в сторону поверженного врага.

– Злобная тварь, – с некой гордостью сказал маг, отвёл взгляд в сторону и наткнулся на давешнего паренька, который хотел погладить цепь.

– Рыжий? Кто тебя сюда пустил-то? – удивился Сен.

– Кахеран! – угрожающе рыкнул настоятель, увидев мальчугана.

– Смелый ты, – прервал главу монастыря маг, обращаясь к парню. – Докажешь свою смелость ещё раз?

– Да, – пискнул тот.

– Сходи и попинай ту тварь. А то я сейчас не могу, а потом уже пинать не так интересно станет.

Рыжий задумался, но увидев, что настоятель хочет возразить, арбалетным болтом сорвался в сторону туши демона и отвесил ей хорошего пинка. Тело не осталось безучастным и затряслось в новых агониях. Монахи, обследовавшие территорию поблизости демона, оказались оперативными – подхватили парня и отбежали метров на двадцать.

– Только не говорите, что эта мразь сейчас воскреснет, – раздражённо произнёс маг, – я этого не переживу. В буквальном смысле! Вы, кстати, тоже!

Из туши ударил фонтан крови, и наружу выползла цепь ненависти. Вот только долгое пребывание внутри высшего сильно её изменило: она удлинилась в два раза, а между звеньями появились вставки из костей, клыков и когтей. Да и её аура стала вполне себе осязаемой и весьма устрашающей, а когда цепь приподнялась на полтора метра и начала раскачиваться из стороны в сторону, то боевые монахи непроизвольно сделали пару шагов назад.

– Она меня пугает, – произнёс настоятель, глядя на обновлённую цепь.

– Честно? Меня тоже, – прохрипел маг.

{Сен}

Минула неделя после битвы. День на шестой я чувствовал себя шейхом из сказок: сам я ходить не мог, поэтому меня таскали на носилках. С одной стороны это забавно, люблю роскошно жить, но с другой – серьёзно раздражало, так как побывать хотелось во многих местах, а носилки не везде проходили.

За время моего вынужденного бездействия произошли некоторые события.

Во-первых, настоятель сдержал обещание и дал доступ к библиотеке, приказав архивариусам оказывать мне максимальную поддержку.

Во-вторых, после высшего демона остался торчащий в земле двуручник. Добрые монахи вначале хотели его освятить, то есть фактически уничтожить, от чего я чуть не умер, но в этот раз по-настоящему. Демонический артефакт такой силы мог стоить целое состояние, не говоря уж о том, что он мне, возможно, был нужен самому. Проблема в том, что я совершенно не представляю, что с ним делать. А настоятель от этой штуки около стен своего монастыря постепенно звереет! Каждый вечер трясёт меня на предмет того, когда же я избавлюсь от меча!

И, в-третьих, Келадаша. Почти всю неделю девочка задаёт мне один и тот же вопрос: когда я верну её домой? Я, естественно, отвечаю, что никогда, но по какой-то странной причине, она считает, что это такая шутка, профессиональный юмор, так сказать.