– А! Когда родители пришли в сельсовет имя мне давать, сказали: «Пусть Дашкой будет». А Дашка в селе была тогда одна – русская красавица. На самом деле она, конечно, Дарьей по паспорту-то величалась, но все говорили: Дашка да Дашка. Так меня и записали в метрике – Дашка Ахтанка. Потом уж ничего сделать было нельзя. Да и ладно, – она махнула сухонькой рукой. – Хорошее имя, весёлое!
Дашка подтвердила рассказ своей напарницы, простодушно посокрушалась, поохала: старались, мол, старались, столько всяких травок назаготавливали, даже хато-охто45
, подумать только, нашли и высушили, и всё пропало!– Да что ж вы толком-то ничего экспедитору не объяснили? – удивился Андрей. – Давно бы с ремонтом вам помогли!
– А он траву забирает не отсюда, а из дома Дашки, – объяснила бабушка Дачи. – Ничего сам не видел. И нас, однако, не спрашивал ни о чём.
– Да как бы он спросил, если ничего не знает? – недоумевал Андрей. – Надо было самим обо всем рассказать.
– Всё село знает, а он не знает, как же так? – искренне всплеснула руками Дашка. – Раз он молчит, мы тоже молчим. Думаем: зачем лишние слова говорить?
Старушки наивно полагали: городской человек – особый человек, всё знает и понимает, большой, наверное, начальник, серьёзный такой, и на дорогой машине всегда приезжает, всё время на часы смотрит – спешит, видно. Экспедитор действительно торопился: на рыбацкой тоне неподалёку от Сакачи-Аляна его ждали местные мужики из артели, промышлявшей на законных основаниях калугу. Не смотря на то, что вылов этой рыбы запрещён, хитроумные дельцы придумали способ, как обойти закон. В городе Ха существует научно-исследовательский рыбохозяйственный институт: тамошние ихтиологи, ясное дело, должны как-то изучать рыб Амура, и для этого придуман так называемый научный лов. Институт получает разрешение на добычу калуги, причём, в таких количествах, что ихтиологам всего мира материала хватило бы для исследований на год, а то и больше. Но всегда находятся лукавые обоснования, почему ценной рыбы требуется на опыты так много, а её избытки идут на продажу – якобы в интересах всё той же науки, которую недостаточно финансируют.
Институт заключил договор с местной рыболовецкой артелью на научный лов калуги. Причем, дело обставили так, что получалось: ихтиологи облагодетельствовали коренное население, для которого рыбалка – исконное занятие и, следовательно, институт спосбствует развитию традиционных промыслов малых народов. Но рыбаков эти заявления грели мало, им больше нравилось другое: имея на руках официальные документы на промысел, они ловили калуги, сколько хотели. Вот и экспедитор кафе «Какао» договорился с ними на поставку свежей рыбы для городских гурманов. Этот скоропортящийся товар надо было доставить в Ха как можно скорее, и потому он всегда торопился, не удостаивая травниц долгими разговорами.
Андрей же разговаривал с ними долго. Бабушка Дачи ради гостя из города расстаралась стол накрыть, по её понятиям, щедрый: рыба вареная, жареная, вяленая, свежая картошечка, посыпанная укропом, баночки с соленьями-вареньями, пышные пампушки, щучья икра – густая, на солнце янтарем мерцающая и, конечно, чай из трав.
Женщины старались угодить Андрею, но когда речь снова заходила о сушилке, они как-то смущались и явно что-то недоговаривали. Он подумал, что, возможно, и у нанайцев та же беда, что и у русских: зависть. Кто-то позавидовал удаче старушек, их небольшому, но постоянному приработку – и навредил им.
– Ну, что ты! – Дашка покачала головой. – Это не человек навредил.
– Верно: не человек, – подтвердила Дачи. – Бурэкта, наверное.
– Тсс! Что ты болтаешь? – сердито нахмурилась Дашка, подавая знак: молчи, мол, экэни46
.Дачи смущенно замолчала, но Андрей настырно не оставал: какой такой бурэкта, да что же случилось всё-таки?
Наконец, Дачи, виновато глянув на подружку, вздохнула:
– Э, какое дело-то! Пошли мы в одно место багульник собирать – он там густо растёт, высокий, красивый. Два мешка веток наломали. Пришли назад, сушить ветки разложили. Довольные такие. Дашка домой ушла, а меня сон сморил. И видится мне, будто входит в комнату старик – весь словно каменный, зеленым мхом порос, а вместо волос лишайник на голове. Протягивает руку, за горло меня схватить хочет, я – от него, он – ко мне, душить начал. Тут я проснулась, вскочила с постели, страшно мне. Всю ночь не спала. За окном, слышу, ветер воет, гроза началась…
– Ага, – кивнула Дашка, – и я глаз не сомкнула. Ко мне тоже этот старик приходил. Душил меня, ругал: зачем священное место оскорбили?
– Какое священное место? – не понял Андрей.
– Багульник в священном месте рос, – пояснила Дашка. – Туда никто не имеет права ходить без надобности, тревожить покой бурэкта – святого камня. Ему наши предки поклонялись, он вроде торо-идола, вокруг него чэктырить водку47
положено, угощение оставлять, а мы, наоборот, забрали ему принадлежащее.