Читаем Одиночество шамана полностью

– А! Когда родители пришли в сельсовет имя мне давать, сказали: «Пусть Дашкой будет». А Дашка в селе была тогда одна – русская красавица. На самом деле она, конечно, Дарьей по паспорту-то величалась, но все говорили: Дашка да Дашка. Так меня и записали в метрике – Дашка Ахтанка. Потом уж ничего сделать было нельзя. Да и ладно, – она махнула сухонькой рукой. – Хорошее имя, весёлое!

Дашка подтвердила рассказ своей напарницы, простодушно посокрушалась, поохала: старались, мол, старались, столько всяких травок назаготавливали, даже хато-охто45, подумать только, нашли и высушили, и всё пропало!

– Да что ж вы толком-то ничего экспедитору не объяснили? – удивился Андрей. – Давно бы с ремонтом вам помогли!

– А он траву забирает не отсюда, а из дома Дашки, – объяснила бабушка Дачи. – Ничего сам не видел. И нас, однако, не спрашивал ни о чём.

– Да как бы он спросил, если ничего не знает? – недоумевал Андрей. – Надо было самим обо всем рассказать.

– Всё село знает, а он не знает, как же так? – искренне всплеснула руками Дашка. – Раз он молчит, мы тоже молчим. Думаем: зачем лишние слова говорить?

Старушки наивно полагали: городской человек – особый человек, всё знает и понимает, большой, наверное, начальник, серьёзный такой, и на дорогой машине всегда приезжает, всё время на часы смотрит – спешит, видно. Экспедитор действительно торопился: на рыбацкой тоне неподалёку от Сакачи-Аляна его ждали местные мужики из артели, промышлявшей на законных основаниях калугу. Не смотря на то, что вылов этой рыбы запрещён, хитроумные дельцы придумали способ, как обойти закон. В городе Ха существует научно-исследовательский рыбохозяйственный институт: тамошние ихтиологи, ясное дело, должны как-то изучать рыб Амура, и для этого придуман так называемый научный лов. Институт получает разрешение на добычу калуги, причём, в таких количествах, что ихтиологам всего мира материала хватило бы для исследований на год, а то и больше. Но всегда находятся лукавые обоснования, почему ценной рыбы требуется на опыты так много, а её избытки идут на продажу – якобы в интересах всё той же науки, которую недостаточно финансируют.

Институт заключил договор с местной рыболовецкой артелью на научный лов калуги. Причем, дело обставили так, что получалось: ихтиологи облагодетельствовали коренное население, для которого рыбалка – исконное занятие и, следовательно, институт спосбствует развитию традиционных промыслов малых народов. Но рыбаков эти заявления грели мало, им больше нравилось другое: имея на руках официальные документы на промысел, они ловили калуги, сколько хотели. Вот и экспедитор кафе «Какао» договорился с ними на поставку свежей рыбы для городских гурманов. Этот скоропортящийся товар надо было доставить в Ха как можно скорее, и потому он всегда торопился, не удостаивая травниц долгими разговорами.

Андрей же разговаривал с ними долго. Бабушка Дачи ради гостя из города расстаралась стол накрыть, по её понятиям, щедрый: рыба вареная, жареная, вяленая, свежая картошечка, посыпанная укропом, баночки с соленьями-вареньями, пышные пампушки, щучья икра – густая, на солнце янтарем мерцающая и, конечно, чай из трав.

Женщины старались угодить Андрею, но когда речь снова заходила о сушилке, они как-то смущались и явно что-то недоговаривали. Он подумал, что, возможно, и у нанайцев та же беда, что и у русских: зависть. Кто-то позавидовал удаче старушек, их небольшому, но постоянному приработку – и навредил им.

– Ну, что ты! – Дашка покачала головой. – Это не человек навредил.

– Верно: не человек, – подтвердила Дачи. – Бурэкта, наверное.

– Тсс! Что ты болтаешь? – сердито нахмурилась Дашка, подавая знак: молчи, мол, экэни46.

Дачи смущенно замолчала, но Андрей настырно не оставал: какой такой бурэкта, да что же случилось всё-таки?

Наконец, Дачи, виновато глянув на подружку, вздохнула:

– Э, какое дело-то! Пошли мы в одно место багульник собирать – он там густо растёт, высокий, красивый. Два мешка веток наломали. Пришли назад, сушить ветки разложили. Довольные такие. Дашка домой ушла, а меня сон сморил. И видится мне, будто входит в комнату старик – весь словно каменный, зеленым мхом порос, а вместо волос лишайник на голове. Протягивает руку, за горло меня схватить хочет, я – от него, он – ко мне, душить начал. Тут я проснулась, вскочила с постели, страшно мне. Всю ночь не спала. За окном, слышу, ветер воет, гроза началась…

– Ага, – кивнула Дашка, – и я глаз не сомкнула. Ко мне тоже этот старик приходил. Душил меня, ругал: зачем священное место оскорбили?

– Какое священное место? – не понял Андрей.

– Багульник в священном месте рос, – пояснила Дашка. – Туда никто не имеет права ходить без надобности, тревожить покой бурэкта – святого камня. Ему наши предки поклонялись, он вроде торо-идола, вокруг него чэктырить водку47 положено, угощение оставлять, а мы, наоборот, забрали ему принадлежащее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза