Читаем Одиночество шамана полностью

От мыслей его отвлёк стук в дверь. Не успел Эдуард Игоревич сказать «да», как в кабинет ввалился Уфименко. Он тяжело дышал, лицо побагровело и лоснилось от пота, рубашка на груди и под мышками потемнела, будто на неё плеснули пригоршню-другую воды.

– Уф! – Сергей Васильевич смахнул со лба бисеринки испарины. – Сумасшедшая жара! Мозги плавятся…

Эдуард Игоревич, не ожидавший визита Уфименко, взирал на него с обиженным видом человека, которого отвлекли по пустякам от дела чрезвычайной важности. Под кондиционером он и думать забыл о жарыни за окном.

– А у вас – прямо север, – Сергей Васильевич, наконец, вспомнил, что забыл поздороваться и степенно поклонился:

– Однако, здравствуйте! Я к вам на минутку…

Эдуард Игоревич внутренне напрягся: если Уфименко об этом заранее предупреждал, то потом постоянно поминал: ещё, мол, одна минутка и я уйду; ах, позвольте, дело-то минутное, но я уж поподробнее объясню; ещё на минуту задержаться можно? И уже, простившись, вставал и шел к двери, но вдруг хлопал себя по лбу и возвращался: «Господибожемой! Минутку! Совсем забыл…»

– Что там у вас ещё? – намеренно усталым голосом спросил Эдуард Игоревич и слабым движением руки отодвинул шаманский пояс от себя; перед ним остался лишь исписанный до половины лист бумаги. Всем видом музейщик хотел показать: трудится аки пчёлка, уморился от трудов праведных и нет у него времени на пустопорожние разговоры.

– У меня, извините, срочная работа, – Эдуард Игоревич кивнул на рукопись. – И потом, мы с вами не договаривались о встрече…

На нормальных посетителей этот прием действовал: они конфузились и спешили удалиться. Сергея Васильевича, увы и ах, смутить было трудно, тем более, что он давно приметил: лист бумаги, будто приклеенный, всегда лежит на одном и том же месте, уже залохматился по краям и ни строчки на нём не добавилось.

– Разве я похож на похитителя чужого времени? – с достоинством осведомился Уфименко. – Сам не в восторге от незваных гостей, так что прекрасно вас понимаю. Но у меня есть доказательство, то самое, – он выразительно понизил голос. – Помните, вы обещали мне поддержку, если представлю подтверждение?

– Какое ещё подтверждение? – не понял Эдуард Игоревич.

– А вот такое! – Сергей Васильевич жестом фокусника выхватил из портфеля мятую бумажку, развернул её и с торжествующей улыбкой положил перед Эдуардом Игоревичем. При этом он, правда, тут же закрыл её широкой ладонью и, весело прищурившись, предупредил:

– Вы не поверите своим глазам, но придётся…

– Что же там у вас такое? – любопытство взяло верх над раздражённостью, и Эдуард Игоревич даже нетерпеливо потянул руку к бумажке.

Сергей Васильевич не сразу, но приподнял ладонь, и взгляду Эдуарда Игоревича предстало изображение обезьяны. Она была почти точной копией примата, нацарапанного на шаманском колокольчике.

– Это изображение указывает на вход в подземелье, – объяснил Уфименко. – Пусть вас не смущает, что я нарисовал его по памяти. Как посмотрел на эту личину, так она будто в мозгу отпечаталась, закрою глаза – и вижу её…

– Вы можете всё толком объяснить? – Эдуард Игоревич начал терять терпение. – Хотя бы для начала скажите, где увидели изображение?

– В пещере старухи!

Сергей Васильевич рассказал, как бабушка Чикуэ водила всю их компанию к пещере и что они там обнаружили. С его памятью что-то случилось: он всё прекрасно помнил до того момента, как увидел на стене личину, но что произошло потом – стёрлось из сознания.

Уфименко очень удивился бы, если бы кто-то спросил его, что он испытывал, когда на его глазах незатейливая деревянная фигурка обернулась живой ящерицей и вгрызлась в ногу Андрея. Он просто не помнил этого, как, впрочем, и всего остального – гигантского дерева, упиравшегося вершиной в небо, странных молчаливых птичек в его ветвях, звенящих на ветру ярких листьев, и даже Орлицу забыл. Впрочем, что-то такое порой мелькало в его тревожных снах – удивительное, живописное, расплывчатое и неясное; каменный великан Дюлин растягивал узкие губы в улыбке, лучезарный мальчик приветливо махал пухлой ладошкой, из-за валуна выглядывала то ли морда дракона, то ли это была маска, надетая на человека – Уфименко вздрагивал, пытаясь рассмотреть видения внимательно, но их будто кто-то медленно стирал ластиком.

Сергей Васильевич был уверен: к пещере они ходили лишь затем, чтобы найти вход в подземелье. Андрей, как ему казалось, приехал в Сакачи-Алян исключительно ради этого, добрый малый, ничего не скажешь! И о Чикуэ Золонговне у Сергея Васильевича тоже остались самые приятные воспоминания. А вот Марго – просто истеричка какая-то: этой доморощенной ясновидице примерещились некие духи, только и знает, что о них твердит – мол, не всё так просто в той пещере было; инфернальные силы постарались скрыть правду – убрали из памяти людей всё, что смертным знать не полагается. Эх, такая симпатичная, интересная женщина, и к тому же не полная дура, но слишком большая фантазерка!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза