Читаем Одиночество шамана полностью

С первого взгляда было ясно, что вещь была подлинной: темная, местами изъеденная кожеедом лосиная кожа испещрена пиктограммами, к ней подвешены колокольчики и особенные побрякушки из позеленевшей меди и черного серебра, но, самое главное, – толи: эти металлические кружочки походили на зеркала, помутневшие от времени, но всё-таки сохранившие ровную блестящую поверхность. Как старинным мастерам удавалось выковать из обычного металла такие изделия, оставалось загадкой.

– Мне объясняли, когда шаман умирает, то его вещи хоронят вместе с ним, – Эдуард Игоревич растерянно вертел пояс в руках. – Неужели неправду говорили?

Эдуард Игоревич совсем недавно занялся поиском и сбором экспонатов для новой экспозиции музея, долженствующей представить традиционную культуру аборигенных народов. Поступило указание сверху: поскольку, мол, международные связи развиваются и крепнут, в городе всё больше появляется иностранцев, но объектов показа для них – кот наплакал; эти господа, видите ли, не интересуются нашими новостройками – у них и своих полно, а хочется им всяческой экзотики, в том числе и связанной с малыми народами. Посему извольте, уважаемые музейщики, обеспечить культурный досуг не только своих сограждан, но и визитёров из сопредельных стран. Туризм, видите ли, доходная отрасль, за его счёт иные страны живут припеваючи и в ус себе не дуют. Больших средств выделить из бюджета не смогли, но всё-таки хоть немного, но дали денег. Остальное, мол, зарабатывайте сами – на экскурсиях, изданиях буклетов, ну и что вы там ещё сами придумаете, а?

– Есть! – по-военному бодро откликнулся директор музея, который знал: с вышестоящими чиновниками лучше не спорить – себе дороже обойдётся. – Мы и сами о подобном подумывали. Специалисты у нас есть, давно рвутся в бой. Вот Эдуард Игоревич и займётся новой экспозицией…

– Да смотри же, чтоб в ней побольше шаманского духа было, – наказал чиновный вельможа. – Ну, бубны всякие, маски, халаты, что там ещё надо-то? Ну, найдите, что ли, стариков-аборигенов, обучите их бить в бубны, пусть перед туристами скачут…

Вельможе казалось, что экзотичнее уже и придумать нельзя. Нечто подобное он видел в резервации американских индейцев, куда ездил в составе делегации по обмену опытом сохранения культур коренных народов. Лет пятнадцать назад это было, сейчас вот вспомнил. А тогда, помнится, вернувшись из поездки, брезгливо топырил губы: «Ну, ващеее… Загнали индейцев в угол, понастроили им вигвамов и заставили, как обезьян, у костра прыгать. Наши-то коренные народы полноценной жизнью живут, о чумах и не помнят уже, шаманов как класс ещё при советской власти искоренили. Это ж надо, как в этих резервациях над людьми измываются! И всё – ради денег. Ротозеи за то, чтоб эти представления посмотреть, готовы бабки платить. А то, слышал, придумали там экстремальный туризм: забрасывают людей на стоянку первобытного человека – и живите в тамошних пещерах как хотите. Извращенцы какие-то!»

Эти свои слова он забыл. У него была одна интересная особенность: думать в том направлении, в котором думал губернатор. Если тот что-то считал плохим или хорошим, то и чиновник ни на минуту в этом не сомневался. А губернатору вдруг втемяшилось в голову, что местная экзотика поможет развитию туристического бизнеса, только нужно серьёзно этим заняться.

– Будьте уверены, сделаем! – склонил голову чиновник.

– Завтра же и погоню сотрудников в глубинку, – в свою очередь пообещал чиновнику директор музея.

Эдуард Игоревич, естественно, взял под козырёк поездил по национальным сёлам, собрал кое-какую утварь, выпросил у стариков ветхое тряпьё, облазил чердаки и подполья в поисках чего-нибудь эдакого, но толком не мог объяснить аборигенам, что именно его интересует. А поскольку ни языка, ни обычаев он не знал, то приобрёл у амурских старожилов славу малосведущего человека. Эдуард Игоревич всё-таки считался специалистом по истории гражданской войны, а этнографы, которые были в теме, как на грех отсутствовали: одна ушла в декретный отпуск, другая вообще махнула рукой на нищенскую зарплату и ушла торговать цветами на рынке, а третий, молодой одинокий мужчина, дописывал диссертацию в славном городе Петербурге и на все телеграммы с требованием вернуться ответил лишь раз, но зато конкретно: «Не дождётесь!»

Так что бедный Эдуард Игоревич пребывал в отчаянии и уже, было, надумал податься на поклон в местный драмтеатр: в тамошней мастерской могли бы смастерить всю шаманскую амуницию. Без этого как экспозицию-то открывать? И вдруг такой неожиданный подарок судьбы: является какой-то парень и просто так дарит старинную вещицу. А ей цены нет!

– Спасибо, – засуетился Эдуард Игоревич, – не знаю, как вас и отблагодарить. Такие дарители не каждый день к нам приходят. А я даже не знаю, как вас звать…

– Андрей. Впрочем, это неважно. Я только хотел это отдать, и всё.

– А как пояс попал к вам? Может, у вас ещё нечто подобное есть?

– Слава богу, нет.

– Почему – «слава Богу»? – Эдуард Игоревич был в недоумении – Подобные древности украсят любой музей!

– Вот и пусть украшают…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза