Читаем Одиночество шамана полностью

– И вообще, почему ты мне говоришь «вы»? – продолжала Мэрилин. – Кажется, мы с тобой знакомы давно. Помнишь, как ты смотрел на мою фотографию и занимался самоудовлетворением? У тебя были такие неприличные мысли и желания! Но это с точки зрения благопристойных пуритан. Мне же твои желания не показались чем-то противоестественным, даже наоборот – понравились. Помнишь?

Он почувствовал, как краснеют мочки ушей. О том, что он, пятнадцатилетний, фантазировал с фотографиями Мэрилин Монро, никто не знал. Да он и не сказал бы об этом даже самому близкому другу. То, чем он занимался, считалось слишком предосудительным, чтобы говорить об этом вслух.

– Семя, излитое тобой, питало меня, – сказала Мэрилин. – Твоё желание придавало мне силы. Без тебя не было бы и меня.

Она провела пальцем по его ключицам, прикоснулась к поросшей волосами груди и погладила её, отчего по телу Андрея пробежал сладкий ток истомы. Ладонь уже не могла утаить то, что старательно прикрывала. Заметив его боевую мужскую готовность, женщина игриво прикусила нижнюю губу, а затем провела по ней кончиком розового язычка:

– Сдерживая свои желания, ты губишь меня, – шепнула она, склоняясь над ним. – Любовь – это когда думаешь о другом больше, чем о самом себе. Мысли, оторвавшись от тебя, наполняют меня нектаром пылкого сумасбродства и мёдом прекрасной несдержанности, имя которой – страсть…

Женщина приблизила губы к лицу Андрея, тихонько звякнули серебряные колокольчики на её рукавах, и только тут он обратил внимание, что Мэрилин одета в зеленый халат, украшенный завитушками орнамента, похожего на речную волну. Это его удивило.

– Всё в порядке, – усмехнулась Мэрилин и поцеловала его в щёку – как птичка клюнула. – Ты – это я, а я – это ты. Твоя телесная оболочка пуста без меня. Я должна жить внутри тебя, потому что я твоя аоми.

– Аоми? – Андрей вспомнил Ниохту. – Снова ты? И как это у тебя получается: то один образ, то другой, то тигр, то неведомая тварь?.. Умеешь гипнотизировать, что ли? А может, ты – мой сон? – он нарочито заливисто рассмеялся. – Всего-навсего – сон! Потому что Мэрилин на самом деле давно нет на этом свете, и все об этом знают. Если я её вижу, то это значит одно из двух: или у меня крыша поехала, или я сплю…

– «Или» на самом деле гораздо больше, чем ты себе можешь вообразить, – вздохнула белокурая красотка. – Ты смотришь на мир и видишь то, что положено видеть. Знаешь, что такие насекомые, как пчёлы, не видят человека? Вернее, не способны воспринимать его. Они живут в своём мире, а всё, что за его пределами, их мало интересует. Но это не значит, что человека нет. Точно так же и сам человек не воспринимает мир во всей его полноте.

Андрей перевёл взгляд на драконов под деревом. Они лежали неподвижно. В их раскрытых пастях деловито хлопотали храбрые птички, выклёвывавшие остатки пиши. Точно такие же пернатые сидели на ветвях могучего дерева. Их было так много, что если бы они разом взлетели, то стая наверняка затмила бы солнце.

Это были какие-то особенные птички: пёстрые, словно сотканные из цветных ярких ниток, они степенно сидели попарно, – и хоть бы шевельнулись или потеребили пёрышки: нет, замерли, будто на них напал столбняк, или они словно были аппликациями или керамическими фигурками. Андрею показалось странным, что птицы вообще не издавали никаких звуков. Но время от времени то одна, то другая пара оживала и пикировала на драконов, сменяя уставших товарок.

– Кажется, я вижу то, что никогда не видел прежде, – сказал Андрей. – И даже не удивляюсь этому. Как, впрочем, уже не удивляюсь и тебе, – он хмыкнул. – Надо же! Сама Мэрилин рядом со мной, совсем как настоящая, а я отношусь к этому как к само собой разумеющемуся. Наверное, это плохо, когда человек перестаёт удивляться. Значит, в нём что-то изменилось?

– Ты не помнишь этого? – Мэрилин подмигнула и лукаво улыбнулась. – Полноте! Ты прекрасно помнишь, как твою плоть поглотили эти ненасытные твари, они обглодали каждую косточку и бросили тебя там, на горе. Тебе показалось, что ты перестал существовать. Разве не так?

– Так, – кивнул он. – Но я откуда-то знал, что на самом деле не исчез, плоть – это всего лишь оболочка, которую нужно сменить, как меняют одежду. Ещё я почувствовал, что и внутри меня что-то изменилось. Что именно – не знаю. Но я – это уже другой я, спокойный, прочный, другой, – он с удовольствием повторил: Да, именно: другой. И ты меня уже не пугаешь, хотя я понимаю: никакая ты не Мэрилин Монро, ты – Ниохта, Впрочем, я не знаю, что ты на самом деле представляешь из себя. Может, испугаюсь. Но я готов к самому неожиданному.

Внезапный порыв ветра распахнул халат Мэрилин: под ним была тёмно-серая масса, она надувалась сизыми пузырями, готовыми вот-вот лопнуть, пульсировала и взрывалась фонтанчиками аспидных брызг. Андрей успел разглядеть всё это, прежде чем женщина ухватила полы и прикрыла колени. Но от неё не ускользнула брезгливая гримаса, которая мгновенно исказила лицо Андрея и так же быстро исчезла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза