Читаем Одиночество шамана полностью

– Ты ещё не готов, – с сожалением молвила женщина. – Но мне на это плевать. Я слишком долго ждала подходящее человеческое тело. Промедление означает смерть. Я хочу жить.

Он чувствовал себя опустошенным: будто внутри ничего не было, осталась только оболочка тела – ни сердца, ни лёгких, ни желудка, ни других органов он не ощущал, разве что в районе пупа – лёгкое покалывание, словно маленькая иголочка в него тыкалась. Женщина легла рядом с Андреем и только протянула к нему руки, как на дереве раздался оглушительный треск, и рядом с ними шмякнулось что-то тяжёлое. Андрей приподнялся и обнаружил на траве обломившуюся ветвь. В тёмно-зелёных глянцевых листьях молчаливо и неподвижно сидели пёстрые птички. Падение с дерева их ничуть не взволновало. Казалось, они были чучелами. Однако из чёрных бусинок их глаз сквозило живое любопытство.

– Птички-чока, – сказала женщина. – Так их зовут. Ещё до того, как ребёнок родится, чока откладывает в него оми. По-вашему это значит душа. А на самом деле – это яйцо чока, – она хихикнула. – Ты и этого не знал?

Говорить ему не хотелось, и он лишь отрицательно мотнул головой.

– Правильно, – женщина погладила его плечо. – Какая разница – оми, душа или как-то ещё называется то, что даётся человеку при рождении! Это просто есть, как есть солнце, воздух, небо…

Она говорила медленно и нараспев. Её голос убаюкивал. Андрей почувствовал, как веки наливаются тяжестью, смыкаются и ему стоит больших усилий разлепить их. Эта внезапная сонливость показалась ему подозрительной, но о её причинах ему не хотелось думать. Как, впрочем, ни о чём другом – тоже.

– Всё будет хорошо, – говорила женщина и гладила его по голове. Ему были приятны эти ласковые поглаживания.

– Возможно, тебе станет больно, но лишь вначале, – продолжала женщина. – Мы созданы друг для друга, ты – моя половина, я – твоя. Став одним существом, мы будем могущественными. А наше эргэни22 никто не найдёт. Мы спрячем его в чока, а все чока похожи как капля воды: попробуй-ка найди среди них наше эргэни. Надо быть Наны-мароко23, чтобы суметь его получить. Смотри, кто будет охранять наше целое!

Земля содрогнулась, и Андрей увидел великана, который, тяжело ступая, шёл враскачку, как моряк. Под его мощными ступнями берёзы и дубы ломались как сухие былинки, и лишь гибкие ивы постепенно распрямлялись подобно примятой траве. Из-под ног гиганта с жалобным криком взлетали со своих гнёзд птицы, впереди него испуганно бежали бурундуки, еноты и росомахи, а звери покрупнее ломились напролом сквозь чащу – лишь бы уйти с дороги чудища. Оно было похоже на гориллу, только в несколько раз больше – прямо Кинг-Конг!

Великан приблизился к дереву и ухватил его верхушку, на которой безропотно сидели притихшие птички-чока. На каждой его руке было всего по два пальца, но это не мешало ему сноровисто обрывать листья. Великан пригоршнями бросал их в пасть и чавкал как дикий кабан.

– Имя его Калгама, – шепнула женщина. – Его все боятся. Сила Калгамы вон в той сумке, смотри: она висит у него на плече. Люди думают, что там он хранит какой-то таинственный талисман, который дарует его владельцу силу и удачу. На самом деле там эргэни Калгамы, он всегда носит его с собой.

Великан продолжал обрывать листья, но, странное дело, на их месте тут же вырастали новые, и получалось так, что сколько он их не заглатывал, а дерево по-прежнему оставалось зеленым и пышным. Если в пригоршне листвы оказывалась чока, Калгама доставал её и бережно садил на ближайшую ветку. Птичка расправляла клювом растрёпанные пёрышки и снова застывала, лишь любопытные бусинки глаз напоминали о том, что она живая и настоящая.

– Говорят, что листья этого дерева волшебные, – продолжала шептать женщина. – В них – вся сила земли, но обычному человеку не удастся сорвать даже один-единственный листочек: дерево себя защищает – его ветви, как руки, хватают смельчака и ломают ему шею…

Драконы, отдыхавшие под деревом, встрепенулись и зашипели на Калгаму, но тот грозно притопнул ногой – и ящеры испуганно отползли в сторону.

– А ты смелый, – улыбнулась женщина. – Твоё сердце бьётся ровно – значит, не испугался великана.

Андрей в самом деле не чувствовал ни страха, ни даже удивления. Его охватило какое-то равнодушное оцепенение. Всё происходящее казалось ему сном, а в снах, как известно, приходится видеть самые невероятные вещи, к которым, однако же, порой относишься совершенно спокойно.

– Милый, это не сон, – женщина прикоснулась к его губам. И этот поцелуй показался ему таким болезненным и холодным, будто его сжали щипцами, долго пролежавшими на морозе. Андрей попробовал уклониться, но женщина неожиданно крепко сомкнула руки на его туловище и навалилась на него всем телом. Она оказалась невероятно сильной: хватка – железная, тело Андрея будто обручами сжало – ни вздохнуть полной грудью, ни пошевелиться он не мог, как ни старался. Казалось, кровь застыла в жилах, но для того, чтобы она вновь начала свой ток, надо было наполнить воздухом лёгкие. Это Андрею не удавалось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза