Когда хроническое чувство одиночества гложет месяцами, ты бросаешь все. Уходишь с ненавистной работы. Забиваешь на учебу. Прощаешься с родителями, которые даже не пытаются скрыть, что презирают тебя. Ты просто садишься в машину и едешь, куда глаза глядят, чтобы хотя бы попытаться спасти свою жалкую жизнь. Тарьей, начинающий фотограф, переезжает в Осло, чтобы найти нормальную работу и друзей, которые будут его понимать. Фотографировать парней-моделей - это не совсем то, на что он рассчитывал...
Прочее / Фанфик / Слеш / Романы / Эро литература18+Если не хочешь столкнуться со стеной непонимания со стороны близких и погрязнуть всеми фибрами души в лапах одиночества, не раскрывай всю правду о себе. Не доставай с глубины сердца подводные камни. Не открывай душу нараспашку перед кривыми взглядами недоброжелателей. Не сыпь солью откровения в глаза – не поймут, заплюют, раздавят, затопчут, сотрут в порошок, сожгут дотла.
Если ты отрываешься от мнения толпы и выходишь за рамки строгих правил, тебя с головой окунают в грязь презрения. Ты становишься главным объектом насмешек и ничтожных слухов, потому что нарушаешь законы ожидания. Ты – белая ворона, которую хлещут по спине плетью осуждения. Ты – серый отшельник, который хватается за собственные мысли как за спасательный круг. Ты – тусклая тень, которая блуждает в лабиринтах сомнений без права на возвращение.
- Ты нас опозорил! – Глория с вытаращенными глазами кричит на сына, захлебываясь горькими слезами. Она готова распороть сына пополам своим свирепым взглядом. – Как долго ты собирался скрывать от нас … такое? – голос светловолосой женщины неумолимо дрожит, ломается, распадаясь на сотни ошметков.
- Я не хотел скрывать, - глаза Тарьея устремлены в пол. Он нервно переминается с ноги на ногу, сгорая под убийственным взглядом матери. Он не вынесет её слёз. – Я просто знал, что вы не поймете.
- Ты всегда был примерным мальчиком, хорошо учился, - от виноватого тона сына Глория воспламеняется с новой силой, нервно теребя в руках мокрую тарелку. Стопки вымытой посуды качаются в такт её лязгающему голосу. – Ты проучился в университете целых два года, радовал нас каждый день успехами, а сегодня ты появляешься дома с таким заявлением и просто рушишь свои планы.
- Ваши с папой планы, мам, ваши, - хрипло вздыхает Тарьей и растерянно пятится к стене, чувствуя на себе испепеляющий взгляд матери. Воздух накалён до предела, и, кажется, Глория готова в любую секунду зарядить ему смачную пощёчину, чтобы выбить из сына всю дурь. – Вы распланировали мою жизнь по минутам. Вы постоянно принимали за меня все решения, не давая мне права голоса. Вы не заметили, что я вырос. Не заметили, каким я стал, - Тарьей намеренно выделил слово «каким», от чего лицо Глории пошло пятнами.
- Замолчи! Я не хочу этого слышать! – женщина отрицательно качает головой, закрывая уши руками. Из её трясущихся рук выскальзывает тарелка и с грохотом разбивается на полу на десятки осколков. Каждый осколок впивается Тарьею в самое сердце, оставляя кровавые раны. – Мы с отцом делали все возможное, чтобы у тебя было хорошее будущее.
- Вы с отцом можете меня ненавидеть, - цедит Тарьей, собирая с пола обломки. Острый фарфор больно впивается в кожу, оставляя на пальце порезы. Капли крови обжигают кожу, пурпурным ядом разъедая глаза. Сандвик не чувствует боли – лишь дробный звук капающей крови смешивается с душераздирающими всхлипываниями матери. Он вкладывает в слова последние силы: - Но это не изменит того, что я – гей.
- Перестань это повторять! – рычит сквозь слёзы Глория, сметая со стола мокрую посуду. Тарьей засыпает её каменным градом слов, выбивая почву из-под ног. Женщина мертвой хваткой цепляется за ворот черной рубашки сына и начинает судорожно трясти за плечи, будто пытаясь заставить забрать его слова обратно. – Я не хочу слушать этот бред!
Сандвик сглатывает ком в горле и нетерпеливо высвобождается от железных рук матери. Мучительные слёзы щиплют глаза, наматывая вокруг шеи петлю. На кафельном полу валяются обломки тарелок, от белизны которых рябит в глазах. Тарьей безмолвно окидывает кухню смутным взглядом, упрямо обходя глазами силуэт матери. Глория застыла в беспомощном молчании, повернувшись к сыну спиной. Она больше не может смотреть на сына, потому что не хочет засыпать его новой дозой ругательств. Не может обвинять его в неведомом преступлении, которого тот не совершал. Не может выносить его дрожащего голоса и смятения в глазах. Тарьей не виноват. Глория любит своего кровинку слишком сильно, но не готова принять его откровение. Не сейчас. Не сегодня.
Тарьей изучает глазами каждый сантиметр комнаты, время от времени задерживая взгляд на знакомых предметах. Столько приятных воспоминаний связывают его с этим местом. Круглый бежевый стол, за которым он каждое утро завтракал свежеиспеченными булочками с вишневым джемом, распивая любимый черный кофе. Лучезарная улыбка, которую Глория дарила ему каждый день, когда тот возвращался с учебы. Широкий подоконник, с которого Тарьей любил рассматривать сквозь окно открывающиеся красочные виды вечернего Бергена. Подростку дико нравилось наблюдать за людьми, которые в спешке разбегались по улицам, как муравьи. Его радовали беззаботные лица прохожих, которые увлеченно беседуют и заливаются звонким хохотом, не боясь показаться смешными или глупыми.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное