Одиночество в хаосе мегаполиса

Весна на Полесье нынче ранняя. Вчера на улице Урицкого на высоко спи­ленном огромном тополе я видел аиста. Люди шли мимо, не обращая на него внимания. Он тоже не обращал внимания на людей. Мастерил жилье. Уже легко угадывались в вышине первые венцы гнезда. Что ж, место для жилья он выбрал куда как удобное: с одной стороны Пина и Припять с заливными лугами, с дру­гой — железнодорожная ветка и сопровождающая ее пустошь. Здесь также есть чем поживиться аистам.

И не только им.

В тот же день, перед обедом я заходил к Н. Лавровичу на базу Горплодовощторга. Николай обратил мое внимание на ласточек: «Прилетели!» Ласточки, судя по его стихам, его любимые птицы.

Да, весна нынче ранняя. Рано прилетели и птицы. Большой косяк уток я наблюдал в небе над «железкой» еще 24 марта. Летел он с северо-запада в сторо­ну Пины. Видимо, далее, в пойму Припяти.

Что ж, и в провинциальной жизни немало своих прелестей. Одна из них — наблюдать природу. В Москве я напрочь был лишен этого удовольствия. Может, потому и чувствовал себя угнетенно. Ведь чувство угнетенности меня преследо­вало в Москве постоянно.

Правда, и здесь чувство угнетенности меня почти не оставляет. Но причина его в другом: в затянувшемся безделии, в хроническом безденежье, в каком-то неразгибаемом обруче бессмыслицы, двусмысленности и даже. фальши и лжи.

8 апреля. Наконец-то добрался до книги Анатолия Кузнецова «Бабий яр». Издание уже постперестроечного периода, с предварительной статьей автора «К читателям». Сама же книга начинается сколь кратко, столь и оглушающе: «Все в этой книге правда».

Дочитал до главы «Футболисты «Динамо». Легенда и быль». Тут же вспом­нил, как буквально неделей раньше Ю. Скороход читал мне в «Комсомолке» куски из интересного газетного материала о той истории с киевским «Стартом». Притом, «Комсомолка» дала действительно подкрепленную документами и фотографиями статью. У Кузнецова же, судя по изложению, глава романа напи­сана по расхожим, тогда еще свежим слухам. А еще по всем известной советской легенде. И вообще, читая «Бабий яр», часто ловишь себя на мысли, а жил ли в оккупированном Киеве Кузнецов? И что, собственно, крамольного, тем более антисоветского, в его романе «Бабий яр»?..

Правда, в этом издании есть и крамола, и антисоветчина. Она в тексте выде­лена скобками, как, мол, не допущенная редакторами и цензурой до тогдашней советской публикации. Но уже в первых подобных «кусках в скобках» сквозит такая фальшь, что сразу чувствуется: написано это автором потом, уже в эмигра­ции. Или же делалось еще в Союзе, но уже с определенным умыслом.

10 апреля. Идет вторая неделя, как Цельсий поднимается выше 20 градусов. Уже вовсю зеленеют ивы, сирень, смородина, черемуха. Вот-вот выстрелят листвой каштаны, рябины, клены. В затишье на солнце цветут абрикосы, черешни, сливы. Везде зеленеет трава. Желтеют одуванчики. Летают пчелы, бабочки.

Соседка, подруга матери, приносит вечерами березовый сок. Без сахара, без лимонной кислоты он совсем не такой, каким казался в детстве. Цивилизация нас портит. Сперва исподволь развращает, на что мы совсем не обращаем внимания, полагая, что ЭТО нам во благо, но в конце концов все ЭТО нас губит. Незаметно, но основательно. Итог «цивилизации» на Полесье виден давно, даже невоору­женным глазом, и без Чернобыля.

***

«Зацемкі» Леонида Голубовича.

Мне они интересны, часто — симпатичны, милы. Часто «беларускі класічны спектакль на чужой — рускай — мове».

Вот тебе и Леня Голубович, дорогой мне человек, любимейший современный белорусский поэт.

Тут же рядом, в своих «зацемках» он вовсю использует «чужую — рускую — мову». Я чужой, скажем, китайской мовой, не пользуюсь. И вообще, если человек в совершенстве владеет другим не родным языком, он, тот язык, уже, по-моему, становится ему не чужим. Другое дело: не родным. Это понятно. Но чужим?

А может, и мне белорусский — чужой язык?..

Мне бы этого по крайней мере не хотелось.

***

По белорусскому радио — Вероника Долина. Ее песни, интервью с ней. Слу­шал ее вживе, видел не один раз, читал ее стихи-песни. Сплошной порожняк. Да и ответы в интервью не глубже. Правда, и вопросы такие.

Но — апломб! Но — пафос! Но — снобизм! Но — по-рож-няк!

23 апреля. Был на кладбище в Посеничах. «Мой» Пинск, за небольшим исключением, уже там. И страшно, и горько и. слава Богу, я еще — здесь!..

***

Прочитал в «Нёмане» очередную порцию записок Я. Брыля. Сдает старик. Но дело в ином. Нынче только он и поминает (иной раз) поляков как противо­стояние беларусчине. Молодые же сплошь видят «ворага» на Востоке. Это — «Расея», как они выражаются.

Мне-то все понятно: Польша для них — коридор в настоящую Европу. Россия им еще страшнее, чем Западу: медведь, который в любую минуту может задрать.

9 июня. Все еще цветет акация. И жасмин цветет. Но жасмина в городе не так много, потому и не заметен. Но акации много. И цветет она заметно, даже броско. И цвет, и запах.