Одиночество в сети. Возвращение к началу

Сколько она проспала, не знает, но проснулась, когда было еще светло, от громкого разговора и смеха, доносившегося через широко открытое окно в ее комнате. Она узнала голос Алекса: кто еще мог говорить по-немецки с таким швейцарским акцентом. Она продолжала лежать, держась за живот, прислушалась.

– Представляете: мы в моем кабинете в присутствии нотариуса читаем контракт, а он держит этого своего слюнявого бульдога на руках. Мы в принципе знали, что у него бзик, но не до такой же степени! Короче, и это мы проглотили, ибо речь шла о действительно большом кредите солидного инвестора. Когда очередь подписывать бумагу дошла до меняя, собака рухнула на пол. Он встал на колени, приложил к ней ухо и стал слушать, бьется ли сердце, потом нос к носу приставил лицо к морде собаки, чтобы понять, дышит ли она. И тогда мы увидели большой розовый язык бульдога, облизывающий его нос и очки. А то я уж думал, что сейчас он будет делать собаке искусственное дыхание.

Надя услышала смех, а через некоторое время неизвестный ей голос. Довольно свободно, по-немецки, но с явным славянским акцентом какая-то женщина рассказывала:

– Бульдог? Искусственное дыхание? Это еще ничего. Много лет назад я была с моими подругами Агнешкой и Урсулой в Париже. И вот какой-то студент, который был без ума от нашей Урсулы, пригласил нас в резиденцию очень богатой и очень экстравагантной вдовы, у которой он работал садовником на каникулах. Это очень странная история: богачка, имеющая табун садовников вдова до неприличия богатого французского промышленника, приглашает молодого студента из Польши с его подругами, да к тому же посылает за нами лимузин. Ну да ладно… Богатая вдова уже тогда, а это было двадцать лет назад, считала, что в мире больше остальных страдают животные. У нее было несколько собак, несколько кошек, несколько канареек и одна черная вьетнамская свинка, которую она выгуливала на поводке и воспринимала как своего ребенка. Пока мы все сидели в саду и разговаривали, черная вьетнамская свинка визжала и топтала ухоженные газоны и клумбы. Вдова все это видела и считала лучшим доказательством счастливого детства своей любимицы-свиньи. Незаметно для всех, свинья исчезла, как оказалось, проникла в гостиную.

Потом Надя услышала о том, что оказавшаяся без присмотра черная вьетнамская свинья сожрала хомяка, о вдове, бросившейся делать массаж сердца этой свинье и об искусственном дыхании методом «рот-рыло», сделанным этой вдовой.

Надя вскочила с кровати, села на подоконник и стала внимательно рассматривать собравшихся на террасе. Рядом с Кариной сидел пожилой мужчина с проседью, в форме пилота, и держал за руку стройную блондинку. Надя кинулась к чемодану, достала книгу. Быстро пролистала, нашла то место про вьетнамскую свинью, выплевывающую останки съеденного хомячка.

Потом поспешила к компьютеру, перечитала недавнее короткое сообщение в Мессенджере:

Моя мама летит на Джерси. Магда, дочь ее лучшей подруги и моей тети Ани, женится там на девушке из Канады. Тетя Аня должна быть шестого сентября в Мюнхене. Слишком поздно я узнал об этом, а то отправил бы тебе с ней банку земляники, которая выросла у нас на маленькой грядке за помидорами…

Сегодня как раз шестое сентября. Она вспомнила ночной разговор с Кариной в Президиуме и рассказ о случайной встрече в Музее Эротики более двадцати лет назад. И о женихе подруги Агнешки, матери Якуба. О пилоте «Люфтганза». Значит, сейчас там, внизу, под ее окном, сидит та самая тетя Аня! Никаких сомнений. И именно она рассказала историю о черной вьетнамской свинье, спасенной искусственным дыханием на вилле богатой вдовы в Париже. Точно такая же история и в этой книге. Вряд ли в Париже существовала вторая такая вдова и вторая черная вьетнамская свинья.

Засыпая, она впервые подумала, что у той, которая в книге проходит как безымянная ОНА, есть имя и имя это – Агнешка. И она мать Якуба…

За завтраком она прочитала мейл от Карины. Они должны с Алексом поехать на несколько дней в Цюрих. Алекс там останется, а Карина вернется в воскресенье вечером. В конце она написала: