Читаем Одиночество в сети. Возвращение к началу полностью

В Никарагуа ей пришлось впервые столкнуться с консервацией камня на практике. В пригороде Леона находилось что-то вроде колонии для малолетних, построенной и оснащенной благотворительным фондом из Нижней Саксонии. Надя работала там восемь месяцев. Однажды в воскресенье во время прогулки она спряталась от жары в прохладном интерьере барочного собора, который часто посещала. Она любила тишину этого места, оно напоминало ей церковь в Гамбурге, в которую водил ее отец. В одном из боковых нефов были возведены высокие строительные леса. На досках под самым сводом сидел бородатый парень с волосами до плеч. Он заметил ее и что-то крикнул. Потом опять. Когда она не ответила, ловко соскользнул по трубам, присел рядом на церковной скамье и начал ее убалтывать. Он входил в группу из Барселоны, которые, благодаря финансовой поддержке ЮНЕСКО, с прошлой недели занимались реставрацией собора. Ей он открыл душу и сказал, что «чувствует себя очень одиноко». Это он повторил несколько раз. Когда взволнованная Надя начала вполне профессионально расспрашивать о деталях проекта, парень, скорее всего, флиртуя, спросил, не хочет ли она подняться наверх и «прикоснуться к истории». Она конечно захотела. Причем немедленно. Лохматый бородач в первый момент не поверил, а когда увидел, что она направилась к лесам, попытался дать задний ход. Дескать, слишком высоко, правила, да и шлем у него только один. Наконец, когда она пообещала, что сходит с ним на кофе, а может даже на ужин, он разрешил ей забраться на самый верх.

Вот так, благодаря какому-то пикаперу из Барселоны в базилике Успения Пресвятой Богородицы, что в никарагуанском Леоне, она впервые вдохнула пыль «из-под собственных шпунта и троянки[14]», и это было незабываемо, как что-то первое и настоящее в жизни.

Надя рассказывала ему обо всем этом как бы мимоходом. В своей биографии она не видела ничего особенного. Чаще всего поводом для рассказа становилась какая-то банальная мелочь: фотография, лежавшая закладкой в книге, листок календаря, услышанное по радио название местности, в которой ей случалось бывать, или отрывок песни. Этого хватало для того, чтобы начать рассказывать еще одну историю, из которой выяснялось, что мелочь эта не так уж и банальна. Ее истории вырастали одна из другой, как сюжеты в романе-шкатулке: открываешь одну историю-шкатулку, а в ней другая история-шкатулка, и так дальше. Как правило, это были грустные истории, связанные с каким-то несчастьем, иногда со страданием, Надя, однако, так их компоновала, чтобы в конце мог блеснуть лучик надежды.

Она редко рассказывала о себе, а если уж и рассказывала, то в основном о недостатках, ошибках, страхах, пороках и сомнениях. Умела она и посмеяться над собой, над неправильными решениями, дать суровую оценку некоторым поступкам. А еще она никогда не сравнивала свою жизнь с жизнью других, потому что «чужое дело – темный лес, а жизнь тем более».

Несколько недель назад Наде исполнилось двадцать четыре года. И хоть они принадлежали к одному поколению, жили в одном городе, учились в одном университете, разделяли те же ценности и происходили из интеллигентных семей, их биографии были настолько разными, будто она существовала в совсем другом мире и прожила намного, намного дольше. Иногда он задавался вопросом, сколько еще шкатулок предстоит открыть.

Он достал фотографию и долго смотрел на улыбающуюся блондинку. И когда они были вместе, Надя тоже часто смеялась и часто повторяла, что счастлива. Но никогда не смеялась так беспечно, как на том фото.

– Ты заметил, какая я конопатая? – прошептала она, склонившись над ним. – Каждый год у меня веснушки с начала лета до ноября держатся. Когда-то я очень стыдилась этого. А фото сделал дядя Игнаций, мне на нем двенадцать. Я помню, что в тот день, промокшие и замерзшие, мы вернулись из леса с корзинками, полными грибов. Сначала бабушка поставила самовар, а потом приготовила на обед грибной суп с лапшой.

– Ты здесь такая счастливая. Да и вы все, – сказал Якуб, поставив фотографию на стол.

– Ты прав, – ответила она тихо. – Действительно, все. Папка очень старался, чтобы у меня было счастливое детство, а бабушка следила за тем, чтобы он старался. А ты ходил с родителями по грибы? – спросила она, устраиваясь перед ним на столе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Соль этого лета
Соль этого лета

Марат Тарханов — самбист, упёртый и горячий парень.Алёна Ростовская — молодой физиолог престижной спортивной школы.Наглец и его Неприступная крепость. Кто падёт первым?***— Просто отдай мне мою одежду!— Просто — не могу, — кусаю губы, теряя тормоза от еë близости. — Номер телефона давай.— Ты совсем страх потерял, Тарханов?— Я и не находил, Алёна Максимовна.— Я уши тебе откручу, понял, мальчик? — прищуривается гневно.— Давай… начинай… — подаюсь вперёд к её губам.Тормозит, упираясь ладонями мне в грудь.— Я Бесу пожалуюсь! — жалобно вздрагивает еë голос.— Ябеда… — провокационно улыбаюсь ей, делая шаг назад и раскрывая рубашку. — Прошу.Зло выдергивает у меня из рук. И быстренько надев, трясущимися пальцами застёгивает нижнюю пуговицу.— Я бы на твоём месте начал с верхней, — разглядываю трепещущую грудь.— А что здесь происходит? — отодвигая рукой куст выходит к нам директор смены.Как не вовремя!Удивленно смотрит на то, как Алёна пытается быстро одеться.— Алëна Максимовна… — стягивает в шоке с носа очки, с осуждением окидывая нас взглядом. — Ну как можно?!— Гадёныш… — в чувствах лупит мне по плечу Ростовская.Гордо задрав подбородок и ничего не объясняя, уходит, запахнув рубашку.Черт… Подстава вышла!

Эля Пылаева , Янка Рам

Современные любовные романы