Одиночество вдвоем

— Они уже настали, Эйе, настали, — в горестном раздумье ответила она. — Вот сижу и думаю, может, и мне за ним?

В этих словах было сколько невыразимой печали, что Эйе искренне посочувствовал ей.

— Не подобает царице рассуждать так, — растроганно сказал он.

Царице великого Египта, славу и богатство которого приумножил любимый нами Небхепрура. Душа его вознеслась и присоединилась к богам, откуда он наблюдает за нами.

Анхеспаамон при имени мужа закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала. Эйе выждал и, когда царица успокоилась, продолжал:

— Все жрецы фиванских храмов требуют от нас нового фараона Египта, — солгал он. — Тебе, царица, надлежит назвать его имя.

— Ах, мне уже все равно, — безразлично вздохнула Анхеспаамон. — Назови кого хочешь.

Эйе промолчал и, выждав паузу, добавил:

— Ты ведь знаешь наши законы…

— Я не хочу выходить замуж и делить свое ложе с кем-то после Тутанхамона.

— Но Египет не может оставаться без правителя. Страна раздробится и выйдет из подчинения. Простолюдины обнаглеют и сотрут нас с лица земли. Ты понимаешь, что говоришь, дочь моя?

Убедительность тона смирила молодую царицу.

— Будь ты, — сказала она тихо и опустила голову. — Все равно больше некому.

У Эйе перехватило дыхание. Неужели мечта может осуществиться?

— Для этого, — глухо ответил он, не слыша собственного голоса, — ты должна объявить меня своим мужем.

Она медленно подняла голову и посмотрела на верховного жреца.

— Только для престижа могущественного Египта, — прошептала она и скрепила своей печатью глиняную табличку, которую предусмотрительно прихватил с собой Эйе. — Обещай, что никогда не воспользуешься правами мужа.

— Обещаю, — пылко воскликнул Эйе.

— И Маи почему-то уехал, — грустно сказала она.

— Маи? — приятно удивился новый фараон.

— К сыну. Сказал, что устал очень. Приедет только на один день, к похоронам, и снова уедет. Поэтому только тебе я доверяю Египет. Тутанхамон должен быть похоронен роскошней Сменхкара.

— И богаче самого богатого фараона в истории страны.

Анхеспаамон недоверчиво глянула на него, шумно перевела дыхание, встала. Затем они молча двинулись по дорожке, ведущей к дворцу, мимо оголенных фруктовых и финиковых деревьев, навстречу неизвестному будущему.

ОДИНОЧЕСТВО ВДВОЕМ Повесть

Апрельский дождь — не осенний, но тоже не без капель грусти. Раздумчив, нерешителен этот предвестник тепла — то замирающий, то начинающийся снова. Придавленному страданиями, обремененному непосильными заботами человеку этот мелкий дождь может казаться слезами, не скатившимися с глаз отверженных. И не только судьбой, но и теми жизненными обстоятельствами, которые привели их в сегодня такими.

Бабирханов шел быстро. Он спешил домой поделиться радостной вестью. Наконец-то! Сегодня бюро по обмену жилплощади решило его вопрос положительно. Обмен состоялся. Скоро он, его жена и дочь съедутся в трехкомнатной квартире с его пожилым отцом и больной сестрой.

Как он ждал этого дня!

Процесс обмена длился мучительно долго — почти семь месяцев. Вспоминая об этом, Бабирханов утешал себя мыслью — другой на его месте едва справился бы за два года. Каждый документ, затребованный горжилобменом, стоил нескольких недель усилий, нервотрепки, неимоверной выдержки, упрямой стойкости. Домой он нередко приходил с головными болями: не помогал и пенталгин.

Собственно, все началось с первого дня, когда он, его отец и меняющие с ними жилплощадь сдавали документы в бюро.

— Все в порядке, — сказала инспектор, немолодая, ярко накрашенная женщина. — Теперь паспорта и метрики несовершеннолетних.

Один за другим она просматривала удостоверения личности и вдруг остановилась на паспорте сестры Бабирханова.

— Кто это?

— Моя сестра.

— Вижу, что сестра. А где она?

— Дома. Где же ей быть?

— Нужно и ее присутствие.

— Но она больная и прийти не сможет.

— Больная? — инспектор удовлетворенно вскинула брови. — Я так и поняла. Больная душевно?

Бабирханов замялся. Ему было как-то неловко признать при посторонних, что это именно так.

— Да. Душевнобольная.

— Да, вижу. Вот регистрационный номер диспансера.

— И как теперь быть? — спросил Бабирханов-старший.

— А это значит, что документы я у вас не приму. У вас есть душевнобольной человек. Необходимо взять справку из диспансера, которая смогла бы подтвердить ее дееспособность.

— А если она недееспособна?

— Тогда кто-то из вас, отец или брат, должен официально стать ее опекуном.

Бабирханов чуть не задохнулся от неожиданности. Он понимал — сбор этих документов займет месяцы. А Беляковы спешили разъехаться — не ладили меж собой жены двух братьев, проживавшие в трехкомнатной квартире со своими малолетними детьми.

— Мы отблагодарим вас, если ускорите наш обмен. — Это Беляков.

— Что вы, что вы, — испуганно всплеснула руками инспектор, — какие еще благодарности. Меня засудят без этой бумаги.

…Бабирханов вызвал лифт и поднялся на седьмой этаж. Открыл дверь своим ключом, вошел, разделся.

Жена должна быть к четырем. Если задержится, значит, сразу пошла в ясли, за дочкой.

Он улегся на диване, закурил…