Одиночество вдвоем

На двери каждой комнаты висели таблички с именами: комната Эдди, комната Софи, комната Марты. Дети, хорошо учившиеся в школе и сидящие в этой домашней кухне, выполняли домашние задания под тихие звуки радиостанции 4.

— Теперь я хочу, чтобы вы сами, одни, все посмотрели. Почувствовали место, — закончил Гэри.

Джонатан взял Бена, пошел с ним в гостиную и посадил на круглый этнический коврик.

— Ну что? — с надеждой произнес он.

— Ну что, — парировала я.

— Думаю, нам надо принять предложение.

— Давай подумаем.

— Ты бы могла позвонить ему на неделе? Он дал тебе свою визитку, ведь так?

Я порылась в сумке и обнаружила утечку из бутылочки Бена. Визитка Гэри промокла, но еще вполне прочитывалась. Я увидела, что агента звали не Гэри, а Гари. Творческое написание. Я бы не стала покупать зубную щетку, не говоря уже о доме, от Гари.

Мы расстаемся, обещая связаться. Гари взял Бена за руку и пробурчал: «Пока, маленький парнишка».

Бен неожиданно заплакал. Цвет неба изменился, а за ним и настроение. Раздались предгрозовые раскаты, вот-вот польет дождь. Мы поспешили к выходу, протискиваясь мимо кресла, стоящего в холле, однако слишком большого для холла и явно предназначавшегося для другой комнаты. Оно казалось пухлым и было обито роскошным бургундским бархатом. В таком кресле никогда не почувствуешь себя комфортно. К тому же оно было совершенно новым — на нем имелась целлофановая обертка.

Мне позвонила Элайза и сказала, что нашла идеальное свадебное платье.

— Ты же только-только познакомилась с ним, он ведь слишком молод для такого шага, — засмеялась я.

— Я и Дейл здесь ни при чем, глупая, платье для тебя. Голубое, светло-голубое, я почти не в состоянии описать его.

— Как шпорник? — предположила я.

— Как утиное яйцо, с серым оттенком. На вешалке выглядит обычным, на самом же деле прекрасно скроено и не будет выделять твою… ты знаешь, о чем я.

— Сколько стоит?

— В том-то вся и прелесть. Ты можешь поиметь его даром. Это выставочный образец, пиаровская кампания рекламного агентства. Я могу держать его в загашнике несколько недель, делая вид, что мы его потеряли. Ты будешь в нем всего лишь день, может быть, несколько часов. Никто ничего не узнает.

Выходить замуж не в своем платье? Это неправильно, хотя я не могу сказать почему. Это всего лишь платье. Только на день. Ничего особенного, сказал бы Джонатан, хотя он бы чувствовал себя счастливее, если бы я вызвала флориста, чтобы украсить стол.

— Я и для себя подобрала одно. Оно темно-фиолетовое и с косым подолом. Единственной проблемой остаются туфли, — произнесла она на этот раз слишком возбужденно.

— Может быть, в «ДМ». Они все еще делают туфли цвета бычьей крови? — предложила я.

Я приехала к Бет, чтобы дать почитать Рози сделанное для «Лаки» интервью. Я постаралась сдерживать себя, чтобы не обидеть ее. В результате получилось как-то спокойно и, по правде говоря, скучно. Чейз заставит все переделать.

Я также надеялась, что у Рози, возможно, есть подруга, у которой можно взять интервью для следующего репортажа «Мой секрет». Я совершенно выпустила из виду, как быстро проходит неделя: каждую минуту происходит история, мне надо работать уже над следующей. Захочет ли Гари открыть что-нибудь из своего прошлого, если мы купим этот ужасный дом в Воттоне, который рядом с чем-то там расположен? Вот в каком отчаянном состоянии я находилась. В сущности, мне придется платить кому-нибудь, чтобы полностью отделаться от работы над репортажем «Мои секреты». Я стану официанткой или библиотекарем. У меня будут спокойные перерывы на обед, и я буду заканчивать работу по расписанию без каких-либо установленных сроков, висящих как дамоклов меч надо мной.

Я рада, что Бет все еще гостила у своей матери. Она не одобрит, что я интервьюировала ее помощницу. Бет считает Рози своей собственностью: еще одна незначительная безделушка, которую удобно держать на кухне. Я позвонила в дверь. Вероятно, Рози находилась наверху в детской комнате с включенной музыкальной игрушкой. Я постучала в дверь. Может быть, она в саду. Потом я попробовала открыть ее.

— Рози, — позвала я.

В гостиной негромко играла музыка. Что-то джазовое — мотив, довольно тривиальный. Обычно в этом доме музыка не звучала. У Бет было три символических компакт-диска: Фил Коллинз, Нина Симоне, сборник любовных песен с силуэтами целующихся пар на обложке.

— Рози? Это Нина. Я принесла очерк, — крикнула я вверх.

В холле подул прохладный ветерок. Задняя дверь была открыта. Я направилась в сад, воображая, что она ворошит оставшиеся листья, а Мод спит под слабыми лучами солнца. Но вместо этого я увидела ребенка на кухне, лежащего по диагонали в своем манеже и хрипевшего во все горло. Деревянная погремушка лежала на открытой ладони. Ее широкая грудь медленно поднималась и опускалась. Ползунки были заполнены до отказа. Ее светлая распашонка была запачкана, видимо, томатным соусом.