Одиночество зверя (СИ)

— Вот именно, — согласился Покровский. — Логика войны жестока. Либо сдаёшься, либо неизбежно приносишь в жертву своих. Мирное население можно спасти, если начинать воевать на сопредельной территории, до нападения на твою страну, но солдаты будут гибнуть в любом случае, и командный состав в любом случае принимает на себя всю тяжесть принимаемых решений. Как врач, когда взвешивает все «за» и «против» в случае с опасной, но необходимой для спасения жизни операцией. Пациенты и их родственники соглашаются не иметь гарантий выживания ради шанса на успех, и народ должен согласиться на жертвы, если не хочет заполучить внешнее управление. Для армии и флота боевая работа сохраняется даже в мирное время, поскольку без неё они не обретут готовности к войне. Итог — потери в мирное время. Солдат давит техникой на погрузках в эшелоны и разгрузках, происходят несчастные случаи с оружием и боеприпасами, а подводников Николай II вообще считал смертниками и чуть ли не разрешал офицерам новорождённого подводного флота самим себе назначать желаемое денежное довольствие. В мирное время такие потери — сами по себе поражение, потому что всегда являются следствием нарушения техники безопасности или технических неполадок, за своевременное устранение которых всегда кто-то отвечает. Другими словами — вина ложится на вооружённые силы, которые в принципе не могут быть безупречными, как не может ничто на этом свете.

— Увы, — согласился Саранцев — он так и не понял, почему же президент отсутствовал на траурной церемонии. — Разве верховный главнокомандующий не должен воздать почести военнослужащим, которые заплатили собственными жизнями за несовершенство мироздания? У них ведь есть родные. Они должны видеть: государство чтит погибших как своих достойных сыновей, а не считает их неизбежными издержками.

— Вы можете представить себя лётчиком? — неожиданно спросил генерал.

— С трудом.

— И всё же. Представьте: вы лётчик, и вам приказали бомбить Ржев или Воронеж. Вы выполните приказ?

— Сергей Александрович, вы задаёте на ваш вопрос нет ответа.

— Почему же нет? Тысячи лётчиков во время войны получали такие приказы и исполняли их. Думаете, после освобождения они шли в семьи погибших и отдавали почести неизбежным жертвам?

— Понятия не имею. По крайней мере, никогда ничего подобного не читал и ни от кого не слышал.

— Я тоже. Знаете, почему?

— Не знаю.

— Если кому-то из них и довелось пережить такую встречу, они никогда никому о ней не рассказали.

Саранцев полностью согласился с мнением генерала и ничего не сказал. В отличие от собеседника, сам он тогда ничего подобного не пережил, войн не вёл, даже маленьких, и не хотел выглядеть без причины высокопарным.

— Вот и выходит: все жители оккупированных врагом территорий оказываются его заложниками. Либо сдавайся, либо убей некоторую их часть, освобождая большинство от захватчиков. Привлекательная дилемма? — напирал Покровский.

— Вовсе нет.

— Вот именно. Между тем, каждый, кто берётся возглавлять государство, заранее принимает на себя ответственность за гибель сограждан в подобных обстоятельствах. Честь и хвала тому, кто сумеет их избежать, а если нет? Страна огромная, все беды руками не разведёшь. Тем более, сразу. В общем, либо уходи в отставку, то есть передавай другому человеку оказанное тебе доверие, либо отвечай за всё. Люди погибли, но сама по себе трагедия — ещё не приговор. Вопрос в другом: сделал ли ты всё, от тебя зависящее, для спасения жизней, а лучше — для предотвращения катастрофы? Если сделал, твоя совесть чиста.

— Чиста? — не поверил Игорь Петрович.

— Чиста. Так же, как у лётчиков, бомбивших Ржев и Воронеж, занятые гитлеровскими войсками. Так же, как у генерала, одержавшего победу с минимальными потерями. Но всё же с потерями.

— Но чувство вины всё равно остаётся? Даже Твардовский писал о вине перед павшими, хотя он-то уж точно не отвечал за смерти других людей.

— Твардовский писал о скомканном чувстве по отношению к погибшим именно в отсутствие собственной вины. Почему я вернулся с войны, а кто-то другой — нет? Вот вопрос, который может лишить сна выживших. Если судьба меня пощадила, я должен кому-то вернуть долг? Должен оправдать своё дальнейшее существование? Если Бог есть, и он решил оставить меня на земле, я должен ответить на поставленный им вопрос? Или на много вопросов? Мне следует принять его решение как должное и жить спокойно? А вдруг он ждёт от меня именно беспокойства и неуёмности в попытках достичь совершенства в чём бы то ни было?

— Но я всё равно не понимаю, почему вы не хотите появиться на похоронах. Вы бы могли просто продемонстрировать своё сочувствие, оказать поддержку.