Одиночество зверя (СИ)

— Потому что большинство населения пребывает в заблуждении. Людям просто заморочили головы. В действительности демократия ведь вовсе не предполагает вседозволенности, наоборот, она гарантирует ответственность перед законом любого человека вне всякой зависимости от количества у него денег или власти. А наши рабочие и крестьяне, да и большое количество инженеров и научных работников почему-то уверены: для наведения в стране порядка нужны бессудные расправы и чуть ли не расстрелы. Хорошо также повесить на Красной площади всех миллиардеров. И объяснить им необходимость укрепления системы правосудия и очищения её от коррупции физически невозможно. Я имел такой опыт. Со сталинистами в принципе говорить не о чем. Стоит перед тобой человек, на вид вроде не сумасшедший, и оправдывает массовый террор утверждением, будто любой рабочий мог тогда написать заявление на своего директора, и тот сразу отправлялся на Колыму. Пытаешься ему рассказывать о социологической структуре заключенных конца тридцатых, в которой преобладали вовсе не директора, а как раз рабочие и крестьяне, не слышит. Просто не слышит! Ладно бы не хотел слушать, не обращал внимания на аргументы, но он физически не слышит. Мне иногда даже казалось — человек генетически изменён. Разговаривать о презумпции невиновности и обязанности обвинения доказывать вину подсудимого тоже бессмысленно. Все уверены: наши органы зря не арестовывают. Если задержанного выпускают на свободу, пусть даже под залог или под подписку о невыезде, сразу возникают разговоры о коррумпированности следствия. Арестован — значит, виновен! Сколько полицейских сериалов построено на этой простой идее! Честный сыщик против продажного адвоката и судьи, он ловит бандитов и убийц, а они выпускают его на свободу. Но всё равно, меня не остановишь.

— Будешь один бороться с целым светом?

— Положим, не один и не со светом. Но примириться с происходящим никогда не смогу.

Наташа прежде с Лёшкой почти не разговаривала, только время от времени о мелких текущих вопросах практической деятельности (например, куда подевались ножницы или степплер). Теперь она с интересом слушала его гладкую речь и не могла удержать мысль от нервных прыжков с одного лишнего вопроса на другой. Зачем ей понадобилось копаться в политических убеждениях застёгнутого мальчишки, она не знала, но понимала главное: ей теперь не уйти отсюда. Худокормова могут повысить или, кто знает, — посадить, но она продолжит посещения продовольственной подсобки, поскольку не видит более осмысленного способа существования.

— Ты почему ко мне подошёл? — внезапно для самой себя спросила Наташа.

— Что значит «почему»? — потерянно крутил в руках очередной том Лёшка. — Мне поручили разобрать библиотеку.

— Не одному тебе ведь поручили. А все остальные ушли.

— Я стараюсь выполнять все поручения. Раз уж я хожу сюда бесплатно, не ради денег или карьеры, то глупо капризничать.

— Но ты же свободный человек?

— Разумеется. Меня здесь силой не держат. Но свободный — не значит бездельник. Если меня вдруг заставят прыгать на месте посреди улицы, я спрошу, зачем. И вряд ли мне предложат удовлетворительное объяснение — поэтому откажусь. Но если мне предлагают простую и понятную работу, я её делаю. Должен же кто-нибудь.

— А те, что сейчас ушли?

— Детство у них не выветрилось из мозжечка. На пикеты ходят с большим удовольствием и только уличные акции считают настоящим делом. А я не брезгливый и ответственный.

— Ответственный? Девушки должны тебя в мужья хотеть.

Лёшка безразлично шевельнул рукой, как бы отводя от себя незаслуженное обвинение.

— Ещё и не брезгливый! В семье тоже не лишнее качество. Мужчины часто не любят с пелёнками возиться.

— Тебя занесло, Наташа, — сухо оборвал собеседницу надёжный человек. — Я не шучу на подобные темы.

— Да? А весь мир в основном об этом и шутит.

— Ну и зря. Я ведь ещё и честный, и порядочный. И свои успехи на личном фронте не афиширую.

— И много успехов? — развеселилась Наташа.

— Сказал же — не афиширую. И отказываюсь понимать твой интерес.

— Что же тут понимать? Интересно, вот и интересуюсь.

— Этот интерес плохо тебя характеризует. До сих пор ты не казалась мне пошлячкой.

— Так-так! С этого места подробней. Давно ты ко мне приглядываешься?

— Давно, — буднично ответил Лёшка. — Но ты не волнуйся, приставать не буду.