Одиночка

Мало кто мог так пылко воодушевляться, как Павел. Его сомнения, как ветром сдуло и всем его существом завладело то, что делало его лучшим из лучших, победителем победителей. Он завораживал одним своим видом, манерой речи, тембром голоса, и каждая его фраза приобретала звучание трагического ямба, а каждый жест создавал впечатление, будто в амфитеатре он стоит на котурнах. Она вскинула голову и не столько с удивлением, как с чувством близким к восторгу, взглянула на Павла, как смотрит верующий на чудотворную икону. И тут, будто рухнула меж ними стена.

– Я думала уйти в монастырь! – прижав руку к груди, в порыве откровения сказала она, ‒ Но подруга сказала, что есть всеведущий, он поможет, а я… ‒ голос ее дрогнул и пресекся. ‒ Я не поверила, ‒ ее открытость и одновременно, загадочность были поразительны.

Нетерпеливым жестом она отбросила мешавшую прядь волос со лба. Почти все они, легко отделившись от головы, остались у нее между пальцев. Ни Павел, ни она не обратили на это внимание.

– Зачем?.. – в глубокой задумчивости спросил Павел, будто спрашивал не ее, а себя. – Если у человека есть самоуважение, свой храм он несет в себе и ему не нужны, ни стены монастыря, ни исповеди священнику. Жизнь нам дана на радость, а не для печали. Что бы ни случилось, не предавайтесь унынию. Старайтесь и в малом находить повод для радости, гоните от себя грустные мысли. Не бойтесь жить. Живите с интересом, как можно веселее, каждый свой день принимайте, как праздник. Это освежит ваше воображение, придаст силы.

И уже казалось, ее удалось убедить. Осталось дать несколько закрепляющих установок. «Надо укрепить ее в вере, да не одолеют ее кручины и печали всяки. Надо, надо ее обнадежить! Найти б, те нужные слова, да где их взять? Где взять мне силы, где взять ту радостную окрыленность, чтобы передать, хоть толику ей, чтобы вселить в нее надежду. Хотя, надежда ‒ удел наивных. Или великих? Великие часто бывают наивными», ‒ в изнеможении раздумывал Павел, путаясь в обрывках посторонних мыслей. Никогда он так не уставал, словно кто-то выпил из него последние силы.

Их взгляды встретились и Павел, вздрогнув от неожиданности, увидел, что ее прекрасные глаза невероятно изменились! Они стали огромными и совершенно черными, так сильно расширились ее зрачки, закрыв своею страшной чернотой серый гранит радужной оболочки. Но Павла потрясла не величина ее глаз, а полное отсутствие в них какого-либо выражения. Более бессмысленного взгляда он не видел никогда.

Будто лишенное тела платье, она соскользнула со стула и забилась на полу в судорогах. Последнее, что Павел заметил, когда ее несли на носилках в карету скорой помощи, была белая пена у рта. «Истерическая дуга», ‒ констатировал он безо всякой эмоциональной окраски. Степень его опустошенности была до того велика, что он не в силах был адекватно реагировать на происходящее.

Позже выяснилось, что она отравилась, а он об этом даже не подумал. Почему? Самозаблуждение? Ложная аргументация? А ведь приняв яд, она пришла к нему! Зачем? Неизвестно. И ему об этом не узнать. Никто ни о ком ничего не знает, кроме той лжи, которую сам придумывает для себя и для других. Но, почему лжи? И, одной ли, лжи? Ведь у человеческой мудрости есть свои пределы, теперь, он видел их ясно, как никогда. Да, такую женщину ему не встретить. Никогда. В этом он не сомневался.

Так все и шло, расплываясь в долготе дней. Но ничего не забывалось.

Глава 4

Продолжался все тот же подвальный день.

Бесконечно длинный, утомительный и странный. Но в декабре дни коротки, и этот темный, промозглый и сырой день превратился в вечер, который ничем не отличался от ночи. К вечеру подморозило, и перестала сеяться холодная мелкая морось, которая сыпалась с неба весь день. Все разговоры среди сотрудников сегодня велись вокруг начинающейся эпидемии гриппа. Павел слышал через дверь, как Цихоцкий возмущенно голосил на весь подвал, обращаясь к какому-то посетителю:

– Прекратите на меня кашлять! Не хватало еще, чтобы вы заразили меня своими глистами!

– А разве при кашле можно заразиться глистами? – поинтересовался любознательный кашлюн.

– Это… – запнулся и тут же нашелся Цихоцкий, ‒ Смотря куда кашлять. С вами тут можно с ума сдуреть!

Павел и сам индуцировался всеобщей гриппофобией. Почему? Видно, умаялся и потерял желание сопротивляться. Хоть он и не признавал Хэллоуин, но в этот раз решил приобрести медицинскую маску, со слишком многими кашляющими в лицо посетителями приходилось общаться. По дороге домой он зашел в аптеку, но масок не было, все разобрали и он не удержался от упрека себе, что столько раз заходил в эту аптеку за презервативами, но так и не воспользовался этим «удобным поводом», чтобы завести знакомство с аптекаршей.