Наша первая неделя после воссоединения походила на семидневный медовый месяц: после работы Дима вез меня в какое-нибудь романтическое место вроде уютного ресторана на набережной или приглашал в кино, а после мы прогуливались на свежем воздухе, и, чтобы не замерзнуть, выискивали глинтвейн — для Димы разумеется безалкогольный.
Опаска, что одним утром он проснется в дурном настроении и обвинит меня во всех смертных грехах, понемногу стала меркнуть. Наш, пусть и короткий разрыв, многое расставил на своим местам: Дима перестал бросаться беспочвенной ревностью, а я по-новой смогла оценить все, что стала принимать как само собой разумеющееся и чего едва не лишилась: его заботу и романтические жесты, наши разговоры и отсутствие дрязг. Про Адиля почти не думала. Я ведь не конченая эгоистка: понимаю, каких трудов стоило Диме меня простить и каждый день не оглядываться назад. А если он смог заставить себя смотреть только вперед — значит смогу и я. А иначе для чего человеку даны воля и сила?
— Юбка мне очень нравится, зай. Попа такая аппетитная.
На короткую секунду взгляд Димы меркнет, становясь задумчивым, но в следующее мгновение вновь просветляется.
— Идем? — захлопнув ноутбук, он поднимается и смотрит на наручные часы. — Сбор в семь. Сейчас без двадцати.
Сбор — это встреча с друзьями в баре, перед которой я сильно нервничаю. Чувствую себя опальной королевой, которую уличили в измене, и которая вынуждена держать лицо перед двором. Было бы гораздо проще, если обо всем знал только Робсон, умеющий о хранить тайны. Но о случившемся знает Сеня, который, помимо того что осуждает меня, не славится способностью держать язык за зубами. И Диму в этой ситуации не упрекнешь. Да и как? «Как ты посмел рассказать кому-то, что я тебе изменила?»
Как только мы входим в бар, я машинально вцепляюсь в Димину руку. Мне нужна поддержка, чтобы предстать перед сидящими за столом без желания прятать глаза. Помимо Робсона и Ани, там будет Андрей и Артур. Вдруг и они знают? Вот это будет удар ниже пояса.
Правда совсем скоро ладонь Димы приходится отпустить, чтобы дать ему поздороваться с ребятами. Так я остаюсь без поддержки. Сеня сухо кивает мне, давая понять, что ни о чем не забыл, Андрей здоровается бодрее, но по тому, как быстро он переключается на разговор с Артуром, я начинаю подозревать, что и он в курсе.
Как и обычно, выручает Роберт.
— Пива со мной накатишь, Дашуня? — весело скалится он из-за полупустой кружки. — А то эти… — он кивает на парней, — по крепкому сегодня решились пройти.
Отрицательно качнув головой, я приветствую Аню и с облегчением отмечаю, что вот она точно ни о чем не догадывается. Нет никакой многозначительности во взгляде, никакого любопытства.
— Привет, Даш, — бормочет она, на секунду отрывая глаза от телефона. — С байером переписываюсь. Я лодочки Дольче себе два месяца назад заказала, а они до сих не пришли.
С Димой мы вынужденно занимаем противоположные диваны. Рядом с ним не оказывается места. Обычно он просил кого-нибудь из парней пересесть, но сейчас почему-то этого не делает. Возможно, слишком увлекся беседой с Андреем. Хотя, сидеть рядом с Робсоном и Аней, которых я мысленно определила в дружественный лагерь, не так уж плохо.
— Ты чего-то совсем пропала, — отложив телефон, Аня тянется к бокалу с вином. — На работе запара, да? Роберт сказал, что у тебя наплыв пациентов и ты зашиваешься.
Краем глаза я замечаю резкое движение со стороны Сени. Словно он беззвучно фыркнул. Дима либо этого не слышал, либо сделал вид. Он на меня не смотрит.
— В больницах всегда много пациентов, — тихо отвечаю я, отчаянно желая не привлекать к себе взгляды остальных. — По осени может чуть больше.
Вина. Мне необходимо выпить.
— Димас, а ты что там с Есиным решил? — громко, забирая все внимание на себя, грохочет Роберт. — Будете сотрудничать? Потому что если нет, я ему свои условия предложу.
— Предлагай, — отвечает Дима, повернувшись. Переводит взгляд на меня и ободряюще подмигивает. — Слишком сложный он. Не хочу геморроя.
Я слабо улыбаюсь ему в ответ. Кажется, будто Дима и сам растерялся в новых условиях. Он ведь явился за руку с изменщицей. Как там обычно говорят? Пацаны не поймут.
Обида за то, что он фактически бросил меня одну, вспыхивает, но быстро тухнет, придавленная чувством вины. Он поделился с друзьями на эмоциях, потому что ему было плохо. Тоже ведь человек. Как его за это упрекать?
Тянусь к вину. Надеюсь, что со временем станет лучше. Сеня перестанет демонстративно скалить зубы, и все, кто знают о моем проступке, благополучно о нем забудут.
Делаю глоток. А пока придется терпеть. Никто ведь и не говорил, что легко будет.
— Вы не поругались? — шепчет Аня, наклонившись ко мне. — Оба какие-то зажатые.
— Да нет, нормально все, — отвечаю я как можно беспечнее. — Я просто устала немного за неделю.
А потом у Роберта звонит телефон. Он смотрит на экран, сосредоточенно сводит брови, а после просит Аню подвинуться, чтобы дать ему пройти.