После душной комнаты воздух на улице казался ароматным и прохладным. Она пересекла двор в направлении конюшни, как в детстве испытывая удовольствие оттого, что грязь просачивается между пальцами ног. Испытывая потребность любить кого-то и проявлять о ком-то заботу. Ленни часто, когда ей бывало одиноко, приходила к лошадям.
Вспышка молнии осветила низкие, тяжелые грозовые тучи над плоской черной вершиной горы. Сквозь темные облака проглянула луна, и ее рассеянный серый свет залил послегрозовой пейзаж.
Она вошла в конюшню. Лошади зафыркали в притворном ужасе. В темноте были видны только белки их глаз. Ленни шептала им ласковые слова и гладила шею своей лошади.
Вдруг голова лошади дернулась, и девушка обернулась. По двору сквозь кисею дождя к конюшне шел Консидайн. Испугавшись, девушка отступила к стойлу.
— Ты не должна выходить из дома так поздно, Ленни. — Он говорил спокойно, и страх оставил ее. — Здесь много апачей.
— Было так жарко и душно, — сказала она.
— Я понимаю… но нельзя забывать об опасности. Правда, индейцы не любят нападать ночью, но разве на это можно надеяться!
Возразить было нечего, и она стояла в растерянности, подыскивая слова, способные разрушить стену между ними, заставить его увидеть в ней женщину и открыть в себе нежность, которая, как ей казалось, таилась и в нем. В своей короткой жизни Ленни разговаривала с немногими мужчинами, и все они были друзьями ее отца и много старше нее.
— Я не должен был бы говорить с тобой, — нахмурился он. — Наш брат не имеет права заводить знакомство с такими девушками, как ты.
— Ты… ты нравишься мне, — выпалила она и страшно смутилась — ведь они были едва знакомы. Такое случилось с ней в первый раз, и она сама изумилась тому, что решилась на признание.
— Но я грабитель.
— Знаю.
Она поежилась. Они стояли в темноте, лицом к лицу. По крыше стучал дождь ласково и успокаивающе. Гроза, угрюмо ворча, отступала в каньоны.
— Тебе холодно, -прошептал он. — Иди. Но она не пошевелилась, и он обнял ее и мягко поцеловал в губы. Она тихо стояла, дрожащая, испуганная и обрадованная, желая только одного, чтобы он обнял ее крепче.
Консидайн первым уловил какой-то посторонний звук сквозь шелест дождя. Он пошарил за спиной и нащупал вилы. Ленни почувствовала, что его рука отпустила ее, но не поняла почему.
— После завтрашнего… что будешь делать? — спросила она.
— Поеду в Мексику.
Она знала кое-что о Мексике. Отец рассказывал ей, что в прежние времена мужчины, у которых были нелады с законом, скрывались в Техасе, а теперь они едут в Мексику. Родители жили там до ее рождения.
— Ты когда-нибудь вернешься?
— Может быть… но…
Он прислушался, однако настороживший его звук больше не повторялся. Почудилось? Едва ли. Он знал, что это не был звук дождя и ночи.
Подняв вилы, он обругал себя за беспечность, за то, что сосредоточил все свое внимание на девушке и вышел без оружия.
Неожиданно дверь распахнулась, и в конюшню вошел Дэйв Спэньер с револьвером в руке.
Он замахнулся на Ленни.
— Ты! Марш в комнату!
Когда она проскользнула мимо него, он промямлил, не разжимая губ:
— И оденься, мы выезжаем.
Консидайн стоял спокойно, с вилами в руках, сознавая, однако, что не использует их, потому что не имел ничего против этого человека. Кроме того, он понимал, как все это выглядит в глазах отца девушки.
— Когда я в следующий раз увижу тебя, — отчеканил Спэньер, — постарайся быть вооруженным.
— Ты слишком торопишься с выводами, — спокойно произнес Консидайн. — Ничего плохого не произошло. Она пришла сюда, чтобы побыть с лошадьми, а я боялся, что на нее могут напасть индейцы.
— Я тебя предупредил.
Дэйв повернулся и вышел из конюшни, оставив Консидайна наедине с ночью и дождем.
Глава 5
Нигде не бывает таких удивительных рассветов, как в пустыне. Окрашенная первыми лучами в нежные, пастельные тона. Богом забытая земля становится прекрасной. Нигде нет такого чистого, прозрачного воздуха, как в пустыне после дождя. И нигде в мире смерть не подступает ко всему живому так близко и не дышит в затылок с таким постоянством.
Дождь кончился. По сухим руслам рек еще неслись бурные потоки. Под безжалостным солнцем они вскоре снова иссохнут, но пока природа буйно ликовала. Бесчисленные крошечные корни, чуть прикрытые землей, жадно лили неожиданно пролившуюся на них влагу и тут же запускали тайный механизм воспроизводства.
Жизнь в пустыне полностью зависит от изменений погоды. Высохшие семена, смешанные с песком, кажутся мертвыми. Слабый дождь не способен оживить их, они ждут своего часа. Только когда воды окажется достаточно, внутри семени включаются некие часы, и оно вдруг оживет, быстро выбросит росток, точно в срок сформирует стебель, в одно мгновение выпустит нежные зеленые листочки. Еще миг — и пустыня запламенеет такой яркостью красок, какой не увидишь даже в тропиках. Но это тоже на миг.