Одиночка

 - Так, ты что же, шантажировал Данжело?! - удивилась Виктория и покачала головой. - Вор у вора решил украсть шапку! Ну, ты даёшь!

 В этот момент из кухни вышел Талек в клетчатом переднике и с полотенцем в руках.

 - Мойте руки и к столу, - он повёл рукой и этот жест был настолько человеческим, что Виктория усомнилась в своих словах насчёт того, что Талек робот.

 Обед прошёл почти в полной тишине, нарушаемой позвякиванием вилок и ложек о тарелки и изредка просьбами Майка Кобретти передать ему соль или иную специю.

 Первой из-за стола отвалилась Виктория. Как не сдерживала она себя, но еда была настолько вкусно приготовленной, что хотелось есть ещё и ещё. Андроид постарался на славу. Он сидел у окна и так по-человечески наблюдал за друзьями.

 - Спасибо Талек, всё было очень вкусно. Даже слишком вкусно, я бы сказала. - Виктория встала из-за стола. - Теперь помыться бы и поспать часок-другой.

 - Я покажу Вам где у нас ванная и комната для гостей. - Талек встал и пошёл на выход из кухни.

 Виктория приняла душ, переоделась в брючный костюм, который принёс ей Талек. Костюм был немного великоват и больше смахивал на пижаму. Пижаму цвета хаки. Робот показал девушке небольшую гостевую комнату и удалился.

 Девушка выложила мелочёвку из карманов своей грязной одежды и засунула её в стиральный автомат. Через полчаса одежда будет выстирана, высушена и выглажена.

 Положив под подушку припрятанный пистолет, девушка легла на кровать и не укрываясь заснула. Усталость мгновенно расслабила тело и последней мыслью перед тем как пелена сна укутала разум, была про Свейна. "Одного тебя я никуда не отпущу, даже не думай. Я тоже умею быть мобильной и с оружием управляюсь не хуже..."

 Дверь в гостевую комнату приоткрылась и в щель просунулась голова Свейна. Он посмотрел на спящую девушку, окинул взглядом комнату и тихо прикрыл дверь.

 Потом он прошёл по коридорчику в гостиную и сел на диван. Майк плескался в душе, Талек пошёл подбирать им одежду, а до приезда Исгерд оставалось около часа.

 Свейн опустил голову и задумался. Как всё скомкано и в тоже время разорвано. Суетно. Всё смешалось, слилось в одну полоску ярких картинок, образов... Всё то время, что он на этой планете, он постоянно убегает, ищет, догоняет, прячется. Размеренная жизнь в команде полковника Манагена и серая, тусклая, ослепляющая вспышками боли в монастыре, казалась ему такой спокойной, что он думал, что прожил несколько столетий. А здесь как один миг. Почему так? Наверное потому, что он не был готов к этой жизни, к её буйному и бурному потоку. Не был готов, потому, что здесь всё, буквально всё приходится решать самому. Здесь нет командиров, которые ставят задачу, нет интендантов и монашенок, которые принесут чистую одежду и выдадут оружие, здесь никто не накормит вовремя, никто не погладит после приступа и не скажет - держись сынок! Не похлопает по плечу со словами - молодец боец!

 Здесь, в большом мире, нужно выживать как в бою. Здесь жизнь ставит тебе боевую задачу, а удача порою хлопнет по плечу. И правит этим огромным миром не любовь и порядок. В этом мире верховодят грубая сила и огромные деньги.

 Да, деньги правят этим миром, и Свейн уже успел в этом убедиться. Эх, если бы у него были деньги, он смог бы улететь с этой планеты, далеко-далеко. Туда, где поля, где лес шумит кронами больших деревьев, где речка делает большой поворот, а на холме над ней стоит монастырь...

 Он проснулся от прикосновения к лицу. Открыл глаза и увидел Исгерд, она сидела перед диваном на полу и гладила его по щеке. Льдинки в глазах растаяли и вместо них в зрачках плескалось тёплое пламя.

 - Проснулся, викинг? - ласково произнесла она.  

4.

 Мистер Лионетти, человек в годах, невысокий, немного полноватый, с большими залысинами на голове, сидел за небольшим письменным столом в своём кабинете и вручную заполнял какие-то бумаги.

 Писать от руки ему нравилось и он, когда не было срочных дел с душой выводил каллиграфичным почерком на листах пластбумаги буквы, слова, фразы, предложения, которые в итоге складывались в главы. Главы его мемуаров. Истории его жизни, с тех самых пор когда он, Бобби Лионетти по кличке Рыба осознал себя.

 Задумываясь на минуту и иногда покусывая лазерный стилус, Лионетти кивал сам себе и продолжал писать. Он не упускал ни одной детали своей жизни и хотя и не имел особого таланта в литературе, получалось у него весьма и весьма не плохо. Рукописи свои он никому не показывал и читать давать не собирался. "Когда закончу, вернее когда я сочту, что закончил, положу рукописи в хранилище одного из банков центральных миров и напишу завещание, - опубликовать после моей смерти. И денег оставлю на публикацию. Я умру, а имя моё будет жить ещё какое-то время. Да, так и будет".

 Узнай кто из приближённых Лионетти о его мыслях, он подумал бы, что у шефа съехала крыша или его подменили. Лионетти никогда не строил долгосрочных планов и не выпячивал наружу своё самолюбие. И тем не менее оно у него было.