— Стены в туалете красил, — буркает отец будто нехотя и сосредотачивается взглядом на одеяле. — Ты же вроде просила.
Злость умирает во мне за секунду, заставляя руки разжаться, а сердце, напротив — собраться в комок. С отцом у меня всегда так, с самого детства. Пьяным я почти его ненавидела, но, протрезвев, отец вновь становился самым близким человеком на земле. Вот и сейчас, стоило появиться намеку, что мои просьбы были услышаны, я таю как первый выпавший снег.
— Давай все-таки чай сделаю, а потом твою ногу осмотрю, — говорю через паузу, мысленно иронизируя над тем, как ласково звучит голос.
Отцу всего-то стоило затеять ремонт в туалете, и я готова простить ему сорванное обещание не пить.
На кухне кипячу воду, щедро сыплю в чайник черную индийскую заварку. Отец любит крепкий. Лезу в холодильник, чтобы проверить наличие еды, и застываю, растерянно моргая. Паштет, палка сервелата, творог, упаковка нарезанного сыра, сок. Отец никогда себе такого не покупал, и исключено, что именно такой набор продуктов могли принести его соседи.
— Пап, а кто к тебе приходил? — выкрикиваю я, захлопывая дверцу.
В груди взволнованно дребезжит. Да ладно? Неужели… Быть такого не может.
— Сосед с четвертого заходил помочь.
Стуча пятками, я вылетаю в гостиную и впиваюсь в отца глазами.
— Адиль? Парень в татуировках?
— Наверное. — Папа собирает брови на переносице, очевидно вспоминая. — Не представлялся. Лицо знакомое вроде.
Еще бы не знакомое. Он тебя однажды чуть по стенке не размазал за то, что ты, пьяный, меня шалавой обзывал.
Ошарашенная открытием, я забываю про чай и присаживаюсь на диван, чтобы осмотреть полученные отцом травмы. На бедре огромный синяк, лодыжка пожелтела и распухла. Но переломов, к счастью, нет, и это отличные новости. Значит, у отца еще есть шанс не потерять работу.
— Ты начальству звонил? — спрашиваю я, обматывая его ступню эластичным бинтом, найденным в сумке. — Надо предупредить.
— Звонил уж. Сменщика попросил пока выйти.
— Я к тебе завтра еще заеду. Привезу еды.
Отец вяло взмахивает рукой.
— Да не надо туда-сюда мотаться. Я расхаживаюсь помаленьку, а продуктов сосед полно привез.
Я прощаюсь с отцом через полчаса, предварительно поставив на стол перед ним заварочный чайник и бутерброды, и даю себе клятвенное обещание навестить в самое ближайшее время. На четвертом этаже вновь останавливаюсь, но, поборов желание позвонить в знакомую дверь, заставляю себя спускаться. Поблагодарить Адиля я смогу потом, не тревожа покой его матери.
Вызывать такси не тороплюсь и вместо этого присаживаюсь на скамейку возле подъезда. Рассматриваю выщербленные вмятины асфальта под ногами, промокшие окурки и ловлю себя на том, что впервые не ощущаю тяжести, преследующей меня после визитов к отцу. Как будто сегодня удалось с кем-то разделить свою ношу. Что ж. У нас с Адилем снова 1:1, правда на этот раз счет ведется на стороне добрых дел.
На шорох покрышек я машинально поворачиваю голову. В груди екает. К подъезду подъезжает черный мерседес. «Досиделась, — мысленно иронизирую я. — Будто специально его ждала».
С хлопком водительской двери снова перевожу взгляд себе на ноги. Все равно ведь мимо не пройдет: другого входа в подъезд нет. Хотя сейчас я даже рада его видеть. Не как Адиля, а как человека, который облегчил мне сложный день.
— Ты чего?.. — Адиль кивает на мою сумку, лежащую на лавке, подразумевая «Почему ты торчишь на улице в такую погоду?».
— К отцу заходила. Соседка позвонила. Сказала, что он со стремянки упал.
Молчание. Сегодня Адиль без кепки, и, может быть, поэтому его взгляд не кажется таким закрытым и мрачным.
Заложив ладони в карманы, я выпрямляюсь и на выдохе благодарю:
— Большое тебе спасибо.
Адиль не пытается разыгрывать недоумение, просто кивает.
— Он вроде ходит понемногу. Врача вызывать не стал.
— Да, — соглашаюсь я. — У него вывих и ушиб. Не смертельно.
Ноябрьский ветер усиливает свой натиск, раздавая сырые, холодные пощечины. Я поправляю воротник пальто, нащупываю в кармане телефон. Надо вызвать такси. Адиль стоит напротив и почему-то не торопится уходить.
— Посиди со мной недолго, — прошу я, переводя взгляд на карманы его куртки. Тоже не дешевой, кстати. — Пока я такси жду.
Откажется — ну и пусть. Просто сейчас так хочется побыть рядом с тем, кто понимает, а не пытается понять.
Через секунду лавка подо мной пружинит. Я даже не вздрагиваю, когда локоть Адиля соприкасается с моим. Сейчас ведь всё совсем не об этом. Мне просто нужно выговориться.