Одиночный забег на выживание

В процессе уборки подъезда к нам присоединились две пожилые женщины и подросток тринадцати лет. Как оказалось, бабушка с внуком спрятались у соседки, после того как её изрядно пьяная дочь, пришла домой, кем-то покусанная на улице. Они, вместе отчимом парня, сразу продолжили пьянку, быстро перешедшую в ссору.

Наученная горьким опытом бабушка, недолго думая, взяла внука, послала всех к чертям и ушла к соседке. Где пыталась безуспешно вызвать милицию. После того как к ним в дверь забарабанил отчим, вопя какую-то ахинею, понося на чём свет стоит жену собутыльницу, моля и угрожая. Ему, трижды судимому, за разбой, кражи и наркотики, естественно не открыли. Тогда он начал ломиться в квартиры соседей и судя по звукам с кем-то нешуточно дрался. Потом затих. Только когда на улице началась стрельба, а подъезд наполнился леденящими сердце криками заживо пожираемых людей, соседки посмотрели в глазок и поняли, за дверью смерть.

Когда услышали стрельбу и возню в подъезде, а затем, распознали голос Семёна Марковича, решились выглянуть наружу.

Какое-то время бабули охая, да причитая, вглядывались в обезображенные смертью лица соседей, прочли молитву над телом одной из женщин с простреленной грудью и разбитым молотком затылком, плюнули на объеденный труп мужика, остатки кожи которого синели от тюремных партаков, всплакнули, прижимая к себе бледного от зрелища пацана, да влились в работу. Обе пенсионерки, длительное время трудились уборщицами они с профессиональной сноровкой, мигом, организовали помывку подъезда. Мы с Михаилом едва успевали подносить воду, сливая её из бачков, в тех квартирах, которые решили запечатать вместе с телами.

Затем пришло время, позаботиться о собственной гигиене, мы с Михаилом были перепачканы в крови и ещё бог знает в чём буквально по уши, да и просто упрели. О стирке и помывке не могло быть и речи, водоснабжение было отключено, можно было, конечно, пройтись по квартирам, сливая воду из бачков, чайников и других сосудов, но Семён Маркович, с молчаливого согласия соседей, взявший на себя роль предводителя нашего пристанища, категорически запретил это делать.

— Вода нам ещё понадобится, кто знает, когда нас отсюда вытащат. Так что, переодевайтесь в то, что найдёте, а тело протрёте…, да хоть салфетками влажными! — заявил он и никто не стал с ним спорить.

Как ни прискорбно, но с собственной одеждой пришлось расстаться. Оставил только кожаную куртку, которую снял перед уборкой подъезда. Вещи Михаила были чудовищно велики. Виталика, так звали, всё ещё находящегося в ступоре пацана, совершенно точно малы. Пытаться вскрывать запертые квартиры в некоторых из которых, слышалась подозрительная возня, не стали, посчитав, что это, слишком рискованно.

Мне пришлось вернуться в квартиру Протасовых и переодеться в шмотки, из тех, что нашёл там ранее, а именно: затёртые камуфлированные штаны хоть и большие по размеру, но не настолько, как вещи Михаила, футболку и олимпийку с капюшоном, скорее всего, с черкизона. Заляпанные ботинки сменил на резиновые сапоги.

Перед выходом в люди взглянул на отражение…

Итить! Вот это вид! Для завершения образа не хватает только чинарика в зубы и бутылки, выглядывающей из кармана.

Когда поднялся, к квартире Михаила, где заранее решили устроить совет.

Пацан, сидящий и судорожно всхлипывающий, внезапно бросился на меня.

— Ты маму убил! — визжал он, сжимая в ладонях тот самый молоток, позаимствованный мной в квартире.

Побелевшие костяшки пальцев на рукояти, посиневшие губы, безумный взгляд, никогда у людей, я не видел таких бешеных глаз, зомби не в счёт, всё это в краткий миг отпечаталось в сознании.

С небольшим отшагом правой ноги, перенося на неё вес, я отклонился назад от яростного удара, пропуская молоток в сантиметрах от головы. Одновременно, обутым в сапог носком левой ноги, легонько ткнул спятившего пацана под правое ребро. Попал не сильно, но точно, парня скрутило и он, захлёбываясь в попытках вдохнуть, скорчился на полу, выронив оружие к моим ногам.

Растерявшаяся бабушка подростка, с удивленьем и страхом смотревшая на отчаянный бросок внука пришла в себя и с криком, — Да что же такое делается, он же ещё ребёнок, а сегодня мать потерял! — бросилась к внуку, сверля меня яростным взглядом.

Вторая бабуля, будучи полностью солидарна с соседкой, тоже картинно заохала и заголосила, а внук, корчась на полу, бубнил на одной ноте:

— Убью! Убью…, убью!

Мою растерянность сменило удивление, а затем ярость.

— Да идите вы нахер! — заорал я, — Мне ****ь, что, надо было сделать?! Дать себя молотком забить…, потому что он ребёнок?!

— Заткнулись! — неожиданно рявкнул, поднимаясь из кресла, Михаил, — Все ****ь! Вы чё бля творите, миру писец, а вы тут, что устроили?

— Ирочка моя-я! — неожиданно затянула бабулька, прижимая к груди уже просто, по-детски рыдающего Виталика. — Да как же так, в чём я нагрешила господи-и? А ты, что делаешь Ирод? — повернулась она ко мне, — он же, всего лишь ребёнок, он сегодня мать потерял, ведь мог же просто молоток забрать, бить то зачем?