Одинокая лисица для мажора

Я танцевать не умела. Так, дергалась для себя, когда одна дома без Корнилова оставалась. Но в голове с пары глотков огня захорошело так, что стало пофиг. Весело и кайфово. И мы танцевали. Хотя, скорее уж, терлись бесстыже друг об друга. И целовались. Возвращались к бару, пили, частенько делясь огненной водой в поцелуях, и снова танцевали. И трогали, гладили и целовались-целовались. Антон бормотал мне что-то в кожу, отчего мне становилось все жарче, легче. Не было гравитации, не было моего прошлого, не было завтра. Черт знает, как там двигались мои руки-ноги, что творилось вокруг. Я видела и ощущала только моего мажора и упивалась тем, что он видит сейчас одну меня. Похер, насколько это правда, похер, как мало это продлится, похер, если завтра он будет уже с другой.

Вывалились мы из клуба совсем не соображающие ничего, пьяные и заведенные.

Антон свистнул и махнул рукой, тут же вернувшись к поцелую, и к нам подкатила машина. А вот дальше я помнила смутно.

Мой мажор закричал. Точнее, даже взревел, выпуская меня и исчезая. Мне прилетело в висок с такой силой, что в глазах померкло, и я свалилась на асфальт. Рядом матерились и рычали, явно кто-то боролся. Я тоже замолотила вслепую, отбиваясь от хватающих рук, лягалась, заорав во все горло, но новый удар по голове отправил меня в темноту.

Глава 11.1

— Антон! Анто-о-он! — звал женский голос. Знакомый такой. Хороший. От него даже в адски гудящей башке болело вроде как меньше. — Мажор, ты живой вообще?

Лиська это. Лисица моя внезапная. Обзывается. И вот это мы вчера с ней дали стране угля. Давненько я так не насюсюривался, чтобы и глаза не открывались, и череп так взрывался. С Рокси разве что и то не в последнее время наше. Под конец мы поскромнее зажигать стали, типа повзрослели. А потом у нее Камнев случился. Ну да, с Лисицей вчера дали джазу. А я ее имя не спросил. Или спросил? А она не сказала?

— Лись, тебя как зовут на самом деле? — проскрипел я, еле ворочая в пересохшем рту языком. Я хоть допер вчера помиралки бутыль поставить на тумбочку? Очень вряд ли, учитывая мою вечную безалаберность. Хорошо хоть пиво в моем холодильнике не переводится. Пи-и-иво-о-о-о, холо-о-о-одненькое!

— Господи! — выдохнула она совсем рядом с явным облегчением и всхлипнула. — Да при чем тут… Живой!

Ревет, что ли? С какого перепугу? Мы же вчера всех победили. И это праздновали. И домой поехали, потому что у меня терпежу не осталось. Мы ехали домой, потому что я собирался с нее до утра не слезать. Мы ехали… Стоп! Никуда мы не уехали. Уж точно не куда собирались.

— Лись, ты цела? — дернулся я, мгновенно осознавая кучу вещей. У меня болит все. Совсем не от похмелья. Правильно, меня же запинали, считай, когда не вышло сразу вырубить. У меня связаны за спиной руки. И это, сука, тоже больно. И я ни хрена не вижу. Неужто так впендюрили ногой по кумполу, что ослеп? А нет. Повертел башкой и понял, что на нее что-то надето. Потому и дышать трудно еще.

— Цела практически. Только не видно ничего. Мешки они нам на головы, походу, какие-то напялили. И руки связаны.

— Они? Видела, кто?

— Ну… Я догадываюсь, кто… И ты прости меня, Антох. Ты из-за меня влип. Но я их просить буду… Ты же не видел никого… — зачастила она, добавляя боли в мои мозги. — Ты, если что, на том и стой. Не видел, и все! И не знаешь, кто они. Может, и отпустят.

— Да не тарахти ты! О ком речь?

— Не скажу! Тебе знать не надо.

— Чё за дурость?

— Скажу — точно не отпустят. Они и так наверняка тебя бить будут и допрашивать, что ты знаешь.

— Да кто, бля? Кончай моросить, Лиска! Давай четко и по делу.

Пока говорили, я щупал все, до чего доставал связанными руками, и елозил ногами, пытаясь понять, где находимся.

— Никто. Скоты они конченые, Антох. И я такая же. Я заслужила, а ты — нет.

Да чё за ересь еще на мою отбитую голову?

— Слышь ты, заслуженная моя, кончай меня морочить. Не хочешь говорить, кто это — хер с ним. — Потом разберемся. — Скажи тогда, где мы и сколько их.

— Я видела троих, кажется, когда они нас скручивали. А сейчас мы, походу, в микроавтобусе или фургоне каком-то. Потому что я в себя когда пришла первый раз, еще трясло, качало, и мотор гудел. А недавно все тихо стало. Они дверями похлопали и ушли, что ли.

— Долго везли? — Я взялся вертеть кистями, разгоняя кровь. Затекли — п*здец, хоть вой.

— Точно не скажу, Антох. Я не сразу полностью оклемалась.

— Ты сказала, что в порядке! — напрягся я, поворачиваясь на звук ее голоса. — Честно давай говори, что с тобой!

— Да ничего критичного. Врезали по кумполу хорошенько. В себя пару раз вроде приходила, и опять отключало. Вот сейчас уже только оклемалась.

— Тошнит? Голова кружится?

Борзая у меня Лиска, конечно, но борзота, она не гарант ударопрочности. И много ли ей там надо. Мрази, узнаю, кто ее бил — ушатаю с особым цинизмом и жестокостью. И трупы обоссу. Клал я на цивилизованность. Такая чернота внутри закипает, только подумаю, что ей больно сделали.

— Нет, ничего такого, забей!

— Я тебе забью, бля! Не бреши мне!

— Да я правду говорю. Самому-то как?