— Завидное свойство, — говорит Рубен, — не грех бы и нам поучиться.
И я рассказываю ему о случае, происшедшем в Австралии. Едут в пустыне двое — мужчина и женщина. Машина застревает в песке. Как быть? Вокруг на сотни километров ни души. Проходит час, другой… И наконец показывается какой-то автомобиль. Потерпевшим и не надо звать на помощь, спаситель подъезжает сам. Ни слова не говоря, вынимает металлический трос, привязывает к машине, вытаскивает из песков, затем, пробормотав обычное «окэй», уезжает восвояси.
Рубену очень нравится рассказ.
— Представляешь, — говорит он, — как бы все это выглядело в Армении, если бы у нас была собственная пустыня?
— Собственная пустыня? — смеюсь я.
Дополняя друг друга, мы пытаемся воссоздать предполагаемую картину.
Подъехав к застрявшей в песке машине, прибывший не преминет воскликнуть: «Ну и беда с вами случилась, ай-ай-ай! И давно стоите?» — «Не говорите, положение просто безвыходное, что бы мы делали, если б вы не подъехали». — «Хотел ехать другой дорогой и вдруг передумал. Словно что-то подтолкнуло». — «Ну прямо спасли вы нас, не знаю, как и благодарить». — «Что ты, что ты, как же не помочь друг другу в трудную минуту». Потом подмигивает в сторону женщины: «Кто это?» — «Жена, — замнется потерпевший, он уверен, что тот не поверит — кто же с законной женой едет в пустыню? — Моя жена, решили поехать через пустыню, на море провести отдых». — «Понятно, — многозначительно улыбается прибывший на помощь, — разве я не мужчина? Помнишь анекдот: один тип так сильно напился со своей кралей, что, уже ничего не соображая, в полночь привез ее домой. Открывает жена, а пьяный и говорит: «Тихо, я ей сказал, что ты моя сестра…» Оба посмеются, а потом: «Давай выпьем чего-нибудь, закусим, а? Для меня это минутное дело…» Прямо на машине разложат еду (жена попытается расставить все как положено, даже салфетки расстелет, выпьют по стаканчику, спросят, кто откуда родом. «Нет, нет, ты скажи, родители откуда?») Тот, что пришел на помощь, естественно, не станет расспрашивать о жене и детях, хотя сам покажет фотографию своей семьи. («Всегда при мне, иначе какой же я армянин?») Потом каждый расскажет, где работает, и, конечно, обменяются адресами и телефонами. Потом жена уберет со «стола», и уже после этого приезжий достанет трос, привяжет к застрявшей автомашине и с шумом, криком, подбадривая друг друга, советуя («Левее, левее бери! Куда поехал? Только вчера сел за руль, да?»), наконец вытащит ее из песков. Перед расставанием мужчины непременно расцелуются («Смотри, восемнадцатого буду в Ереване, звони»), жена в тысячный раз улыбнется, поблагодарит. «Ой, как не стыдно, сестренка, — возразит польщенный спаситель, — на что же еще мы нужны?» Потом вдруг стукнет себя по лбу: «Как же забыли! — и снова вытащит коньяк. — Забыли один тост — за наш народ! Сестренка, за это и ты должна выпить стоя…» Они не обратят внимания, что и до этого пили так. «Стоя» придет само собой, как же иначе.
И уже запустив машину, один подмигнет другому: «Тихо, я сказал, что ты моя сестра…» Опять посмеются, расстанутся, а в Ереване встретятся, я уверен, и будут поддерживать знакомство…
Мы с Рубеном от души хохотали, представляя себе эту сценку, а потом я посерьезнел.
— Но в обоих случаях человек помог человеку.
— Что верно, то верно, — согласился Рубен.
36
В Пассадене, одном из городов-спутников Лос-Анджелеса, основывали новую армянскую газету — «Масис», и нужен был капитал на предварительные и дальнейшие расходы. В пожертвованиях приняли участие многие, в том числе семилетний Арутюн Григорян. Он подарил газете восемь долларов. Сумма скопилась из центов, которые в разное время давала ему бабушка — на мороженое и сласти. Эти восемь долларов были названы «закваской» дела.
И пусть достоин будет «Масис» этой «закваски», этого священного краеугольного камня, положенного чистыми детскими руками.
37
Растет белая береза. А на синем базальте возле ее ствола высечена надпись: «Здесь лежат солдаты».
Береза — не гранит, не мрамор и не бронза, но люди почти ежедневно приносят цветы и кладут их к ногам тонкостанной красавицы. Этот необычный памятник находится в России, вблизи Курска, где произошло одно из самых кровавых сражений нашего столетия.
Каждую весну береза зеленеет, и мне кажется, что каждой весной, сплетенные с ее корнями, просыпаются-оживают и солдаты.
Я вижу русского поэта, который читает эти строки в Каракасском университете.
Нас повели в аудиторию, где студенты сидели на столах, на подоконниках, на полу. Несколько человек, помню, сидело… на стульях. Многие курили, на полу пепел, окурки, пол — как общая пепельница.
Пришедший с нами молодой профессор, поздоровавшись со студентами, коротко представил нас.
Сели мы, естественно, на стулья.