Одинокая орешина

(Это был странный разговор, и я подумал, что миру грозит опасность не только от гонки вооружений, но и от гонки потребительства. Как сохранить в человеке семена добра и красоты? Нет ли таких добродетелей, которые исчезают с лица земли? Нельзя ли учредить «красную книгу» человеческих добродетелей? Ведь есть же «красная книга» растений, животных, ученые записывают туда, каким видам растений, животных и даже насекомых грозит исчезновение, заботливо охраняют, лелеют их, даже воскрешают умершие виды.

Не слишком ли мы равнодушны к вымирающим видам человеческих добродетелей?)

— Вам грустно, — поняла девушка. — А я не умею грустить. Я вдруг позавидовала, что вы можете.

42

Однажды бабушка сказала мне: «Этой ночью я во сне пошла умирать. Стала у своей могилы, скрестила руки на груди, стою, жду. Вижу, не умираю. И решила — вернусь-ка я назад. И вернулась».

Она сидела на балконе и чистила фасоль.

Мы немного поговорили о том о сем, потом бабушка поднялась: «Пойду полью грядки».

Она ушла и вернулась.

Внучка моего дяди, то есть правнучка моей бабушки, собиралась в школу. «Как отросли у тебя волосы, — сказала бабушка., — дай-ка ножницы, я тебя подстригу». И как она красиво подстригла ее!..

Потом посмотрела на небо: «Сегодня будет дождь». — «Радио сообщило?» — «Солнце. Не чувствуешь, парит», Говорила и одновременно что-то вязала. «О твоей доле вина не забыла, — сказала, — десять литров. Не один ты у меня. Сама приготовила. Кажется, ведь красное любишь?..»

Я просидел с бабушкой несколько часов. Она все время разговаривала со мной, но успевала делать свои дела. Я вдруг подумал: до чего же много она знает и как хорошо все умеет делать. Даже починила электроплитку, а я ковырялся, весь вспотел, но ничего не вышло. «Стул под тобой скрипит, — сказала она, — когда уйдешь, я починю. Вот только не знаю, есть ли гвозди?» Я засмеялся. «Что тут смешного? — удивилась сна. — Когда в следующий раз придешь, сядешь на этот стул. Ты его пометь».

Ну и бабушка.

И еще подумал: что я умею делать, кроме как писать, произносить речи? Немного пою; если подвыпью, запою. Кофе варю. А дальше? Даже не все пальцы на одной руке загнул.

«Бабушка, когда ты отдыхаешь?» — спрашиваю ее. Она удивленно смотрит: «А что я сейчас делаю?» Не говорит, что ее отдых — это работа. Ей девяносто три, училась в школе всего два года, в приходской. Я в ереванской получал пятерки по физике, а с плиткой осрамился вот.

«Пойду кур покормлю, жалко их», — встает бабушка. «В котором часу кормишь?» — «Второй раз в девять». Смотрю — без трех минут девять. «Как ты время узнала?» Она виновато глядит на меня, потом на солнце и семенит по двору.

А мы даже хлеборезку выдумали.

Возвращается: «Бедняжки, уже вовсю раскудахтались, знают, что пора». — «У них тоже есть часы?» Я шучу, но она не воспринимает это как шутку, смотрит добрым, прощающим взглядом, а пальцы ее уже двигаются.

Я встаю.

«Значит, во сне подождала и вернулась домой?» — «Раз не умерла, что оставалось делать? Чего бояться смерти, сынок? Пришел в мир, значит, должен уйти. Лишь бы вовремя умереть, не стать обузой…»

А мы, чтобы резать хлеб, машину выдумали.

43

Говорят, будто на большой высоте журавли иногда разрешают ласточкам отдыхать у них на спине. Отдыхать? В этом ли дело? Может, журавли приучают ласточек к близости солнца, встречному ветру, головокружительной высоте, они учат ласточек летать.

Научим же друг друга летать. Будем тоже то журавлями, то ласточками, кто-то будет журавлем, а кто-то ласточкой.

«Странное дело, — пожаловался один французский армянин, — когда проступок совершает француз, говорят: «Поль Давалье сделал то-то». А если сделаю что-нибудь не так я, Сирак Антосян, говорят: «Армянин виноват». Армянин. Словно у меня нет имени и фамилии».

Я отзываюсь вопросом на вопрос: «А когда Сирак Антосян делает что-нибудь хорошее? Тогда как? Не говорят тогда — вот молодцы армяне, смотрите, какой они народ: трудолюбивый, талантливый?.. Или только — Сирак Антосян сделал то-то хорошее»?

Слово похоже на камень: если оно ставится не на место — сопротивляется. Да нет, слово упрямее камня: камень можно обтесать, подогнать, а слову дайте его место — и точка.

Слова, что камни, из них можно соорудить храм, в котором очищается и возвышается душа человека, а еще можно вложить слово-камень в пращу и при метком ударе — наповал убить.

Не забудем же, что слово похоже на камень, особенно в нашем Карастане-Айастане[48].

Не надо строить мосты на высохших реках и разрушать те, что соединяют берега живых рек.

Самый прочный мост, если он наведен на заброшенной реке, мертв, а живым рекам смерть, если они останутся без мостов.

В шотландском городе Демфрисе подросток продавал цветы у памятника Роберту Бернсу.

— Если правильно ответишь, чей это памятник, куплю у тебя пять цветков, — сказал я.

— Бернсу.

— Скажи, за что поставлен, и тогда я куплю все твои цветы.

— За то, что умер, — ответил он.

Я улыбаюсь наивности мальчика, перевожу взгляд на юношеское страдальческое лицо гения Шотландии, в… почему, почему я думаю о судьбах великих людей моего народа?