Одинокая волчица

— Намек поняла, — отозвалась я. — Через полчаса все будет готово. Да и Мила, наверное, там, на кухне, уже одна соскучилась. Пойду, включусь в процесс.

И отправилась на кухню, где Мила, по моим представлениям, должна была закончить изготовление салата. Но меня ожидал сюрприз: нетронутые овощи лежали на кухонном столе, а Мила сидела над ними в позе скорбящей мадонны и крайне неумело пыталась курить где-то добытую сигарету.

— Прекрати, — материнским тоном сказала я, отбирая у неё табачную палочку. — Курящая женщина, да будет тебе известно, все равно, что падшая. Мужчины не любят, когда от дамы несет табаком, как от унтер-офицера.

— Но ты же куришь, — рассеянно отозвалась Мила.

Скрупулезно подмечено. Курю. Но другим, тем не менее, не советую, потому что привыкнуть к этой гадости — легче легкого, а вот избавиться от вредной привычки — мягко говоря, затруднительно.

— А ты не бери с меня дурных примеров, — посоветовала я. — Бери хорошие. И вообще с чего ты вдруг схватилась за сигарету?

— Да так… — неопределенно протянула Мила. — Я, кажется, закончила книгу.

— Так это же здорово! — восхитилась я. — Я бы колесом от радости ходила. Десять лет труда, это ведь не жук начихал на скатерть.

Мила смяла в пепельнице почти целую сигарету и снова вздохнула:

— А я думаю, что многое можно было бы написать по-другому. Может быть, добавить поэзии. Ведь об екатерининском веке столько всего было написано. А у меня — документы и диалоги. Наверное, нормальным людям это будет скучно…

Я воззрилась на неё с неподдельным изумлением. Интересно, что она имеет в виду, когда говорит о «нормальных людях»? Если то же, что и я, например, то поэзия тут ни с какого бока не проходит.

— Не уверена, — сказала я. — Нормальные люди как раз поэзию не жалуют. Возьми Андрея. Или Павла.

Ответом мне послужил глубокий вздох и затянувшаяся пауза. После чего Мила так же невесело произнесла:

— И вообще я не думаю, что взялась за свое дело. Женщина-писательница…

Я подскочила, как ужаленная. Мила случайно наступила мне на больную мозоль. Скептическое отношение мужчин к женскому творчеству вообще и интеллекту в частности я ещё как-то могу стерпеть. Привыкла. Но когда такую же ахинею несет женщина, причем женщина безусловно талантливая… Воля ваша, тут никакого терпежу не хватит.

— Ты ещё Ахматову вспомни, — ехидно посоветовала я. — Та тоже любила такие пассажи. Насчет женщин.

— То есть? — заинтересовалась Мила.

— А то и есть. Вспомни, у неё было замечательное четверостишие: «Могла ли Биче, словно Дант, творить, или Лаура жар любви восславить? Я научила женщин говорить, но, боже, как их замолчать заставить?»

Мила неопределенно улыбнулась:

— Оказывается, ты интересуешься поэзией?

— А ты думала — только трупами? — разозлилась я. — Представь себе, даже сама когда-то стихи писала. Если бы за это деньги платили, по сей день бы рифмовала с утра до вечера.

— Вот и для тебя все сводится к деньгам, — печально заметила Мила. — А я бы так хотела иногда посидеть до утра, почитать стихи, послушать, как их читают мне… Просто так. Поговорить…

У меня в голове смутно забрезжила догадка, но Мила не дала мне додумать до конца и поднесла пальцы к вискам:

— Извини, у меня так разболелась голова…

Я молча сняла часы и кольцо и встала у Милочки за спиной. К числу моих немногочисленных достоинств относится способность снимать боль: в голове, в шее, в спине. Когда-то знакомый экстрасенс научил меня делать пасы над головой страждущих и избавлять их тем самым от страданий. Пару раз мне действительно удалось снять приступ радикулита и высокое давление. Откуда-то у меня появились навыки мануальной терапии. Единственный человек, которому я не могу помочь, это Галка. Она же, кстати, утверждает, что никакой я не мануальный терапевт, а обыкновенная шарлатанка. Но ведь другим помогает!

Помогло и Милочке: через несколько минут она перестала держаться за виски и немного расслабилась. В этот момент на кухню заглянул Андрей — поинтересоваться, не собираемся ли мы уморить их голодом. Я отрапортовала, что ровно через десять минут кушать будет подано, и мысленно перекрестилась: если бы вместо Андрея сюда явился Павел, не миновать объяснений. А это Миле сейчас, похоже, меньше всего нужно.

— Поговорим попозже, если захочешь, — сказала я ей. — О стихах, о прозе, о странностях любви. А сейчас попудрись и вообще возьми себя в руки. Все образуется, вот увидишь. Ладно, пойдем ужинать. Иначе съедят нас с тобой сырыми — и будут правы. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, и искать более короткую дорогу бессмысленно. Пойдем.