Одинокая волчица

— Фотографии не вписываются, — меланхолично обронил Павел. — Для отвода глаз фотографии сообщницы не показывают. Он вообще должен был молчать о существовании этой Анны или как её там, а не болтать о ней всем встречным-поперечным.

— У сумасшедших своя логика, — авторитетно сказала я. — И потом вы забыли ещё об одном: о портрете Масика, найденном недалеко от тела тети Тани.

— Вот эта фотография меня больше всего и смущает, — заметил Павел. — Преступники крайне редко оставляют на месте преступления свои визитные карточки. Равно как и фотографии. По-моему, кто-то нам этого Масика подсовывает…

Павел замолчал на полуслове и потянулся к телефону. Каждые четверть часа он звонил по одному и тому же номеру — причем я даже догадывалась, по какому. И каждый раз, не дождавшись ответа, становился мрачнее. Нет, Милочка определенно сошла с ума — нельзя же так издеваться над человеком, который тебя любит. Или с ней что-то случилось?

В общем, вечер прошел в трудах праведных, хотя и в невеселой атмосфере. Потом мы организовали Павлу раскладушку на кухне, заняв ею практически все свободное пространство, пожелали друг другу спокойной ночи и улеглись. Я ещё успела подумать о том, что забыла принять таблетку, а без неё не усну ни за что на свете, и что бессонная ночь мне гарантирована, потому что и аптечка, и кувшин с водой остались на кухне, а туда идти неудобно. И тут же услышала звонок будильника. Чудеса, да и только: впервые в жизни я за всю ночь не увидела ни единого сна. Есть же счастливые люди, которые снов вообще никогда не видят! Андрей, например.

Когда я появилась на кухне, то обнаружила, что раскладушка уже убрана, стол накрыт, а на плите кипит чайник и шипит яичница с колбасой. Заподозрить в таком подвиге своего друга я при самом горячем желании не могла: не его жанр. А вот для Павла это было, по-видимому, само собой разумеющимся. Повезло Милочке! На волне этой белой зависти я и решилась за завтраком на совершенно нетипичный для себя поступок: влезть не в свое дело.

— Павлуша, а может быть ты все-таки съездишь к Милочке? Вдруг с ней что-то случилось…

Андрей бросил на меня грозный взгляд, но Павел, как ни странно, воспринял мое выступление вполне спокойно:

— Пожалуй, ты права. Съезжу после похорон. Я больше так не могу.

— У тебя ещё невероятное терпение, — стала я ковать железо, пока оно было горячим. — Деликатность и такт штуки, конечно, хорошие, но надо же и меру знать. Если Мила по каким-то причинам не хочет тебя видеть, она могла бы об этом сказать, а не…

Павел как-то напрягся, и я поняла, что обсуждать поступки любимой женщины он ни с кем не будет. И я в этом плане не исключение. Пришлось срочно трубить отбой:

— Впрочем, это только ваше дело, мне просто больно смотреть, как ты волнуешься.

— Спасибо за сочувствие, Наташа, — достаточно мягко сказал Павел, — но я и сам… Хотя ты, как женщина, наверное лучше понимаешь: стоит навязывать свое общество или не стоит.

— Нашел с кем советоваться, Павлуша, — вмешался Андрей, — даже если она и женщина, то нипочем в этом не признается. Потому что гордая. Уважаю.

— Я тебя тоже очень люблю, — машинально откликнулась я. — Давайте собираться, мальчики, время поджимает. Спасибо за завтрак, Павлуша, я таких мужчин только в кино видела.

— Ты же все равно на завтрак только бутерброды ешь, — возмутился Андрей. — Так чего ради я буду стараться?

— Ладно, коллеги, отставить, — вмешался Павел. — Ваши перепалки становятся утомительными. Наташа права, надо собираться.

Разумеется, перед отъездом он ещё раз позвонил Милочке — и… о счастье, о радость! — она оказалась дома. Собственно, никуда из него и не уходила: просто отключила на ночь телефон, чтобы выспаться, и только сейчас об этом вспомнила. Настроение Павла поднялось мгновенно, как ртуть в градуснике, если на него подышать. Он договорился, что заедет за ней по дороге на кладбище — в Домодедово ей делать нечего — и погнал нас с Андреем в машину.

Тарасовы и Елена уже были на месте, хотя мы приехали минута в минуту. Мужчины и Елена пошли улаживать грустные формальности, а мы с Галкой остались возле машин. Во-первых, караулить, а во-вторых, в морге нам решительно было нечего делать.

Галка была мрачнее тучи и беспрерывно курила. Я не решилась морочить ей голову вчерашними событиями и предположениями: даже у меня иногда пробуждается чувство такта. Но она сама спровоцировала меня на короткий разговор:

— Узнать бы, какой подонок это сделал — собственноручно бы убила, — процедила Галка сквозь зубы, яростно втаптывая в землю очередной окурок.

— Скоро узнаем, — утешила я её. — У Павла три основных подозреваемых: алкоголик Колян, Масик и я.

— Прибереги свои шуточки до другого раза, — холодно посоветовала мне Галка. — Не время и не место.

— Знаю. Но от того, что ты будешь себя накручивать, ничего хорошего не произойдет.