— Халатик?! Да прямо сейчас! — Пазола был готов на всё.
— Ладно, больной, — сказал врач спустя минут двадцать, остановив машину около дома миссис Доу, — отдавайте одеяло!
— Друг мой, — с чувством произнес тот, — профессия сделала вас жестоким!
***
Обретя штаны, Пазола бессильно упал на диван.
— Что-то мне нехорошо. — пожаловался он.
— Ну еще бы! — молодой врач свернул драгоценное одеяло и обратил внимание на больного. — Столько бегать и шуметь и все это, заметьте, после ушиба головы! Возможно у вас сотрясение мозга. Рубашечку давайте.
Адвокат поморщился и попытался снять рубашечку через голову, поскольку завязочки сзади никак не поддавались.
— Эй, эй, порвете ведь! — забеспокоился эскулап.
— Маньяки! — пыхтел из горошков Пазола. — Халатик пожалели!
Ему удалось вытащить себя из рукавчиков, и теперь игривый халатик в горошек был на его голове. Голова не пролезала.
Вернулась миссис Доу с чашкой горячего чая. Втроем они как-то справились с завязочками. Пазола выбрался с растрепанной причёской.
— Я пойду. — заторопился врач.
— Точно, бегите, прикончите еще кого-нибудь! — напутствовал его Сарториус с чашкой чая в руке.
— Больной, вы возбуждены. — ответил, убегая, дежурный потрошила.
В дом входил Дарби. Он был счастлив видеть Сарториуса живым и невредимым.
— Сарториус! Кто же вас сбил? Вы не видели преступника? — вспомнила миссис Доу.
— Никто меня не сбил, я сам упал. Налетел колесом на бордюр и вылетел из седла!
— А где же тогда пакет? — полное лицо Оливии посерьезнело.
— Боже! Пакет! — опомнился Пазола. — Проклятая рубашечка! Мы должны сейчас же бежать туда, может он еще лежит там!
— А где вы упали? — забеспокоился Дарби.
— Не помню! — в отчаянии воскликнул больной и снова схватился за повязку.
— Я знаю, где! Я уже была там. Велосипед остался на месте! — Оливия вскочила. — Ох, давно уже ночь!
— Я пойду с вами! Я на велосипеде! — Дарби тоже вскочил.
— Друзья, я не покину вас! — Сарториус попытался встать, но снова побледнел. Возбуждение, которое позволяло ему бегать по больничным коридорам, оставило его. Пазолу сильно мутило. Болела голова.
***
Двое людей под светом уличных фонарей тщательно обшаривали траву и кусты недалеко от лежащего в траве велосипеда с погнутым передним колесом.
— Миссис Доу, ничего нет.
— Вернемся сюда на рассвете и поищем еще раз.
Она и Дарби выбрались на дорогу. Вспотевшая от ползания по траве миссис Доу тяжело дышала. Они не знали, что поиски их напрасны. Дело в том, что Мёрф, прощаясь с приятелем в дверях своего заведения, наткнулся взглядом на этот самый велосипед, одиноко оставшийся лежать на траве прямо напротив парикмахерской. Мёрфу это не понравилось, и он перетащил его метров на тридцать подальше, к дому миссис Оппеншо, гадалки. Так его и нашла еще в первый раз Оливия Доу.
***
Сарториус не спал, несмотря на то, что чувствовал себя из рук вон плохо. Узнав скверную новость, он расстроился.
— Ничего, мы его еще утром поищем. — старался успокоить его Дарби. — А я бумажник нашел.
— Какой еще бумажник? — отозвался Сарториус. — Ах, бумажник! Дарби, дорогой, что же ты молчишь?!
Дарби выложил на стол пресловутый бумажник и все трое с интересом посмотрели на это чудо. Юный пинкертон рассказал, как сумел, о всех своих поисках в то время, пока Пазола находился в больнице. Получалось маловразумительно, но некоторые факты очень заинтересовали адвоката. Терпеливо выспрашивая Дарби, он выяснил для себя немало полезного. Но одно было несомненно: надо немедленно отправляться к этим детям и разговаривать с ними.
В бумажнике обнаружились две вещи: недостающий листок из письма, которое теперь невесть где пропадает, и рисунок ключа с пояснениями. Пазола, был в восторге: вот этого листка ему все время так не хватало! На него свалилось множество фактов, которые следовало упорядочить, но голова болела все больше, и он вынужден был по настоянию хозяйки лечь в постель.
Дарби, проведший предыдущую ночь без сна, тоже остался в доме миссис Доу. Благо, что комнат хватало. Кое-как они все успокоились.
Пазола впал в тяжелое забытье. Оливия не могла заснуть в своей спальне. А счастливый Дарби сладко сопел. Румянцы вернулись на его круглые щеки.
***
Ночь окутала землю, и яркие звезды в безоблачном небе поблескивали, словно маленькие зеркальца.
На холме сидели две фигуры и тихо любовались на луну. Отставному капралу Славовичу было хорошо. Недели две назад он сорвался в крутой штопор и только теперь начал из него выходить.
Кобурка Мэтт был послабее и начал уже похрапывать.
— Завтра воскресенье, — нежно сказал Айзекайя, — завтра я прочту проповедь о милости к падшим.
Пастор начал в нем брать верх над капралом.
Славович пошевелился, и Кобурка медленно повалился набок, не переставая храпеть.
Айзекайя решительно поднялся, взял на плечо ближнего своего и начал спуск.
***
Валет вернулся на рассвете. Он нашел, что хотел, и спешил заняться делом. Следовало опередить настырных детишек, чтобы они его не увидели. Поэтому, едва переодевшись, он отправился в горы со всем своим багажом.