– Ничего не хочу знать! – ожесточенно закричал он. – Я не могу без тебя дышать! Мне просто не хватит кислорода! Ты что, хочешь, чтобы я задохнулся? Скажи, ты этого хочешь? Я не могу не видеть тебя каждый день! Целых три недели – да я умру от тоски! Леночка, умоляю, не уезжай! Ты мне нужнее, чем твоей маме.
– Дмитрий, немедленно прекрати истерику! – услышала Лена голос Натальи Николаевны. Видимо, она взяла параллельную трубку. – Езжай, Леночка, не обращай на него внимания. Пусть сидит дома и занимается. Избегался туда-сюда – сколько можно? Дай девочке отдохнуть от себя.
– Что он сейчас делает, Наталья Николаевна? – спросила Лена, заметив, что Диминого голоса не стало слышно.
– Лежит на диване, закрыл голову подушкой и мычит, как больная корова. О, вскочил и куда-то понесся. Наверняка, к вам. Если будет сильно докучать, гоните его. Совсем спятил на любовной почве.
И действительно, через весьма непродолжительное время загремел звонок. Явился Дима.
– Ты меня любишь? – принялся он приставать к Лене, спешно укладывающей в чемодан свои и Ольгины вещи. – Нет, ты меня не любишь!
– Люблю, – уверенно отвечала Лена, не прекращая своего занятия. – Если бы не любила, так бы и сказала. Дима, пожалуйста, возьми себя в руки.
– Почему, почему все имеют на тебя право – только не я? Твоя мама, ваши знакомые, ее начальство. Сколько это будет продолжаться?
– Дима, ты неправ, – попыталась возразить ему Ольга. – Конечно, я имею на нее больше прав, чем ты. Ведь я ее мама, а ты пока еще формально – никто.
– Не вмешивайтесь, Ольга Дмитриевна! – заорал Дима, но, взглянув на потемневшее Леночкино лицо, осекся. – Ой, простите меня! Я нечаянно – я не хотел!
– Ну, вы решайте сами, – Ольга повернулась, чтобы выйти из комнаты. – Действительно, мне не следует вмешиваться.
– Мама, постой! – Лена посмотрела на Диму потемневшими от гнева глазами. – Дима, если ты еще когда-нибудь позволишь себе повысить голос на мою маму, между нами будет все кончено. Запомни это!
– Леночка, Ольга Дмитриевна, простите меня! – Дима сел на стул и закрыл лицо ладонями, чтобы не заплакать. – Лена, это я от отчаяния, неужели ты не понимаешь? Я не могу не видеть тебя каждый день – я ведь из-за этого и в школу твою перешел. Все последние полгода мы виделись каждый день. А тут – три недели врозь. Нет, это невозможно – я не вынесу!
– Димочка, ну, что ты! – Лена подошла к нему и обняла за шею. – Я тоже очень тебя люблю. Но что же делать, если жизнь так устроена? Люди расстаются, потом снова встречаются. Представь только: ты поступил, я возвращаюсь, и мы вместе едем на море. Какое будет счастье!
Он обхватил ее талию, прижался к ней лицом и застонал, как от боли. Не в силах больше наблюдать эту драму, Ольга ушла на кухню.
Минут через десять они явились туда же. На лице Димы застыло выражение тупого отчаяния. Лена старалась держаться спокойно, но было видно, что и ей это спокойствие дается нелегко.
– Мамочка, давайте пообедаем, да Дима нас проводит на вокзал. Проводишь, Димочка?
– Провожу, – хмуро ответил Дима. – Оставишь мне свой московский и питерский телефоны. Буду тебе каждый вечер звонить – а то ты совсем меня забудешь.
– У тебя же есть наш московский телефон – он тот же самый. А когда приедем в Питер, я тебе позвоню.
На вокзале Дима держался из последних сил. Перед посадкой Лена сама его поцеловала в щеку. Потом он долго бежал за ее вагоном, пока не кончился перрон, – тогда он бессильно опустился на ступеньку и стал глядеть вслед быстро удалявшемуся поезду.
Он все смотрел и смотрел, представляя, как она сидит со своей мамой в купе, разговаривает с попутчиками – пожилой семейной парой – смотрит в окно. Он, только он один, должен сейчас смотреть на нее и разговаривать с ней, а не какие-то посторонние люди, включая ее маму. И именно он лишен этого счастья. Где же справедливость?
Так он сидел и глядел вслед давно скрывшемуся поезду, может час, а может, два, – он потерял счет времени – пока его не окликнул какой-то железнодорожник.
– Эй, парень, с тобой все в порядке? – спросил он, подойдя к Диме вплотную. – Помощь не нужна?
– Нет, ничего, спасибо, – пробормотал Дима, вставая. Его слегка знобило. Плохо соображая, он поплелся в здание вокзала, выпил там газировки и поехал домой.
Дома ему стало совсем худо. Положив руку на лоб сына, Наталья Николаевна обнаружила, что тот весь горит. Температура поднялась до сорока, затем начался бред. Бред сводился к одной фразе: «Лена, не уезжай!»
Пришлось вызывать «Скорую». Диме сделали укол, после которого он заснул и проспал до утра. Наутро он встал здоровым, но очень грустным, и принялся бесцельно слоняться из угла в угол.
– Хватит дурью маяться! – рассердилась, наконец, Наталья Николаевна. – Или ты начнешь заниматься, или про Лену забудь! Будет она тебя ждать из армии, как же. Зачем ей такой размазня?
Эти слова возымели действие – и Дима, наконец, сел за учебники. Лена ему расписала задания на каждый день – оставалось только неукоснительно их выполнять.