Одинокие души не попадают в рай (СИ)

Ее голова кружится, и она закрывает глаза, продолжая всем телом, всей душой ощущать его. Быть с ним, даже не видя. Проводит руками по крепким плечам, расправившись с пуговицами, ласкает грудь и позволяет ладоням скользнуть ниже, туда, где золотистую кожу перехватывает ремень от брюк. Сначала они торопливы как подростки, как люди, бывшие пять дней без воды и припавшие к источнику. Но потом приходит осознание того, что впереди есть время. И они растягивают удовольствие, уже не просто впитывая его и наслаждаясь, а четко сохраняя каждый момент, давая ему остаться в памяти тела, в памяти сердца. Там, откуда его не сможет изгнать даже смерть.

Эдвард стягивает с Беллы ее мрачное черное платье, избавляет от ненужных условностей нижнего белья. Вместо грубых одежд, одевает ее в самые изысканные и нежные ласки. Кажется, что в этот момент он мог бы придать ее телу любую форму – такое оно становится горячее и гибкое. Оно, как поток, струится под его пальцами, впитывает его любовь и набирает силу от его страсти. Это такое странное ощущение, физическая оболочка одновременно сжимается, собирается в единую точку, скручивается, чтобы потом разлететься сотнями фрагментов, и вместе с тем расстояние между атомами словно увеличивается в сотни раз, позволяя телу занять всю вселенную, выйти за доступные границы, стать чем-то иным.

Всхлипывая, Белла крепче прижимает к себе Эдварда. У нее больше нет страха его потерять, она только хочет полнее разделить с ним восторг слияния.

- Эдвард, - рваное дыхание делает ее голос хриплым и нечетким, но все, что она хотела бы сказать, она говорит без слов, каждым своим движением и судорожным выдохом. Извиваясь, она восходит на вершину, и ее душа на несколько секунд заглядывает сквозь райские врата на ту сторону. Душа исцеляется, наполненная любовью и светом. Только вместе с Эдвардом она способна попасть в рай.

***

Из-под тяжелых штор в комнату проникают бледные рассветные лучи. Белла улыбается, вспоминая, как пугали ее эти предвестники дня. Но больше она не боится. Не боится, что в следующий момент окажется на своей кухне с пустой чашкой в руках и вкусом мерзкого кофе на языке. Эдвард разрушил злые чары, разорвал цепи. Тепло его тела растопило ледяную корку, под которой едва могло биться ее сердце.

Она лениво проводит ладонью по его спутанным волосам, прижимается щекой к плечу и осторожно целует чуть влажную кожу. Она знает, что Эдвард тоже не спит. Что вместе, прижавшись друг к другу, они впитывают не только утро и рассвет. Для них наступает новый период жизни.

Наверное, ей стоило бы волноваться. Переживать за свой рассудок. Вместо этого, она смело отбрасывает ненужные теперь воспоминания. Убирает из головы жуткие картины. Опознание, стерильные стены морга, исторгающий холод и запах плесени страшный зев могилы. Люди в черном, невнятное сочувственное бормотание. Этого не могло быть. Она пробудилась от ужасного сна. Проснулась в надежных и незыблемых объятиях мужа. Сама мысль о его смерти кажется невозможной. Они поклялись перед лицом Бога и людей, что навек соединят свои жизни, в горе и радости, в болезни и здравии. Разве мог он после такого оставить ее? Это наваждение. Белла потягивается, давая приятной истоме растечься по всему телу, достичь кончиков пальцев, наполнить мельчайшие капилляры. Мысль, возникшая в ее сонном мозгу, сначала выглядит нелепо. Она отмахивается от мысли, но та не уходит и настойчиво скребет по извилинам.

Запах. От Эдварда пахнет немного по-другому. Как будто он сменил свой любимый гель для душа. Возможно, это ничего не значит, но у Беллы просто не находится подходящего объяснения. Она уже хочет задать вопрос и окончательно раздавить докучливую мысль, но Эдвард перехватывает инициативу. Перекатившись набок и подперев голову рукой, он задает еще более странный вопрос. Чуть слышно он говорит: «Значит, ты меня узнала». Белла удивленно поднимает на него глаза. Во взгляде непонимание и растущая тревога. Это связано с ее собственными опасениями. Как будто она ошиблась и рядом оказался другой. Но каждая черта его лица для Беллы – как хорошо заученные строки молитвы, их невозможно забыть, они навсегда в памяти. Она знает, что не ошиблась. Что не приняла за Эдварда человека, похожего на него.

- Разве я могу тебя не узнать? Эдвард, почему ты спрашиваешь? Не пугай меня.

Она снова опускает голову и прижимается к нему, заставляя лечь на спину и обнять себя. Все вновь хорошо, правильно, все возвращается.

- Но прошло ведь пять лет. Я боялся, что ты меня не узнаешь.

Сначала она не понимает ничего. Сквозь стену блаженного отупения не проникают слова. Нет и не может быть никаких пяти лет между ними. Но потом стена оказывается не стеной, а оболочкой воздушного шарика, в которую воткнули иголку. Воздух с тихим шипением вырывается наружу, и Белла понимает, что это ее дыхание, которое она задержала на минуту или даже больше.

- Какие пять лет? – звуки, как плохо пригнанные друг к другу каменные блоки. Между ними огромные зазоры, сквозь которые врываются в разговор холодный ветер и непонимание.