Одинокие мальчики

Голубые глаза козла, казалось, смотрели сквозь неё. Эрика рассмеялась. Небо было в точности такого же цвета как глаза Гаврюхи!

– Ну ладно, прощайте, прощайте, – помахала рукой Эрика и заспешила. Ещё итти и итти…..

– Как все по разному выглядит, – успевала отмечать она про себя, хотя её все существо было поглощено быстрой ходьбой. – Как все по разному выглядит, если смотришь с тротуара или из окна автобуса! Вот этот домик под холмом смотрится из автобуса как сказочная картинка, а вблизи с земли – ну развалюха-развалюхой. Гнилье… И эти веревки, на которых всегда сушат белье. И как не стыдно развешивать у дороги синие теткины пантолоны? Зимой эти штаны вообще похожи на замороженные шкуры, содранные с бездомных собак… Их сосед, скорняк-армянин, сушит точно такие же на стальной проволоке… А прошлым летом сосед по автобусу, показывая на другой пустырь, что немножечко подальше, где валяются разные ржавые железяки, тыкая желтым прокуренным пальцем говорил:

– «Тут еще недавно золотишко мыли… А может и еще моют…»

– Но это все слева, слева! Через дорогу! А мне нужна туда, где справа, справа! – повторяла Эрика. – Вот поднимусь на горку, затем спущусь. Там еще такое старое дерево стоит – давно уже спилить пора – такое гнилое. Того и гляди кого-нибудь задавит. А там уже надо поосторожнее. Могут быть наледи, полетишь.

Поэтому она решила ставить ноги параллельно друг дружке, словно спускается на лыжах лесенкой. На всякий пожарный случай, как все по сто раз на дню говорят. А что это означает, так толком никто объяснить не может. А портфель, между прочим, поможет удержать равновесие, если что… Никого не видно… Да ведь сегодня пятница, а работает этот пустырь по субботам и воскресеньям. Такая большущая площадка с футбольное поле, где утрамбованный снег перемешан с замерзшими зелеными «конскими яблоками» и собачьими коричневыми «колбасками». Длинные коновязи, похожие на гимнастические бревна, идут в несколько рядов. А примерно метрах в двадцати от края тротуара несколько скособоченных будок, обитых старым кровельным железом. В этих будках можно многое купить. Например, даже яблоки, которые тут стоили однажды всего шестьсот рублей штука, тогда как в привокзальном буфете аж тысячу! Это место известно всему городу и без него жить просто невозможно! Тут можно выменять вещи на любые продукты, даже на сметану. Только вот вещей-то у нас уже почти не осталось, – с горечью отметила Эрика. – Это место называется БАРАХОЛКА!

Она с замиранием в сердце остановилась у края тротуара, не решаясь сделать первый шаг в неизвестность ноздреватой грязной массы. Огляделась, высматривая где было лучше войти… Вот это её место, которое она так ищет, недалеко от края тротуара – у конца ближней коновязи у той самой будки. Там где они в начале зимы с мамой лицом к лицу столкнулись с их соседом, эвакуированным певцом, который пугал всех поначалу своим рычанием, несшимся по утрам из открытой форточки. Его жена оправдывалась, говоря что у него редкий бас и ему нужно все время вокализировать. Артист, по правде говоря, был мало симпатичен – никого не замечал и всё время, к удивлению детей и взрослых, то и дело хватался за горло, тряс его и мычал. Жена объясняла, что это нужно для расслабления связок. Баба Варя ненавидела его всей душой и приговаривала:

– Подумаешь! Человек, как человек. Две ноги, посредине нос… Мой тоже как выпьет, так всегда пел…

Артист стоял высокий, красивый… Смотрел поверх толпы и продавал шубу, вокруг которой прыгал какой-то плюгавый мужичонка, приценивался. Мама тоже притворилась, что она его не заметила. А сосед скорняк, кивнув в сторону артиста, тихо сказал (сам он продавал самодельные шапки):

– Э! Кажды мясо хочэт кушат! И нэчава стэснятца!

Эрика все не решалась… А надо, надо это сделать! Она так ждала этого момента и время идет… Опоздать на второй урок не хочется. То, что потеряно, лежит вон там, у самой будки – рукой подать! Она даже представила, как её галоша, словно маленький, черненький потонувший кораблик покойно спит на дне под толстым слоем снега. В розовое её дно еще папой была вбита нержавеющая литера, похожая на цифру ТРИ, но когда её спрашивают почему ТРИ, то она отвечает, что это не ТРИ, а Э, хотя на самом деле эта первая буква её имени ERIKA, только перевернутая…

Она опасливо смотрела на страшное пространство, распростертое перед ней. Было как-то неуютно расставаться с твердью тротуара и менять такую проверенную позицию на сомнительную. Шагнешь, а там яма под грязным снегом, а то и того хуже – грабли или лемеха…