Однако все эти радостные мысли, мечты и планы посещали ее лишь тогда, когда рядом не было Ефима. Когда в доме было тихо и она играла сама с собой в игру – словно она хозяйка этого дома, жена Ананьева – со всеми вытекающими из этого приятными, собственническими последствиями. Когда же она слышала шум подъезжающей машины и, выглянув в окно, видела его, идущего по дорожке от ворот к дому, ей становилось почему-то не по себе. Сначала она объясняла это тем, что он ей пока еще, по сути, чужой человек и она просто еще не привыкла к нему, еще не выяснила для себя, как к нему относиться, как себя вести. С одной стороны, ей хотелось хотя бы внешне (явно опережая развитие отношений) походить на жену, вести себя с ним запросто, словно они знакомы сто лет, быть с ним ласковой, нежной, стараться во всем угодить ему, но не из подобострастия или благодарности, а как бы из любви – теплой, проверенной временем. С другой – это было насилием над собой, и справиться с этим чувством было сложно. Но если абстрагироваться, рассуждала Дина, и представить себе, что налаживание отношений с Ананьевым – тоже работа, то работа не самая тяжелая. Это вроде как упражнения начинающей актрисы – поначалу трудно, а потом привыкаешь… Приблизительно так.
Дина анализировала свои ощущения, пыталась определить, когда же начинается то самое состояние невозможности находиться с этим человеком, когда ей становится трудно дышать, когда ее бросает то в холод, то в жар, когда ее охватывает единственное желание – не видеть его. И поняла, что испытывает она эти чувства именно в тот момент, когда они остаются в спальне и ей приходится разыгрывать перед ним страстную любовницу. Ананьев не садист, не насильник, он, по сути, обыкновенный мужчина (уж Дина каких только мужчин в своей жизни не видела), причем нежный и ласковый, способный любить, но стоит ему раздеться и обнять ее, как ей становится плохо, ее начинает тошнить, а тело, некоторые его части – в особенности живот, бедра – начинают зудеть, чесаться, а потом и вовсе гореть, покрываясь волдырями…
Первые дни она скрывала эту свою реакцию на близость с ним, молчала, ей было стыдно демонстрировать ему покрасневшие бедра. Но потом он, не слепой же, сам спросил, что с ней, и тогда у нее не хватило духу сказать ему, что до встречи с ним у нее ничего подобного не было, что она никогда не страдала аллергией и что всему виной он. Она лишь пожала плечами и сказала, что, вероятно, это реакция на противозачаточные таблетки…
Чтобы убедиться в том, что ее предположение верно, она однажды, в одну из своих поездок в город, обратилась к доктору-аллергологу. Рассказала все как есть, и тогда доктор попросил ее, если это возможно, принести ему образцы кожи Ананьева. Он посоветовал ей предложить мужу (она сказала, что вышла за Ананьева замуж) сделать ему массаж и во время массажа взять незаметный соскоб с кожи на специальную палочку. Дина сделала это, привезла соскоб и стала ждать результата анализа. И когда ее предположение подтвердилось, поняла, что зашла в тупик. Конечно, можно было постоянно принимать лекарства против аллергии, но от них ее клонило в сон, да и чувствовала она себя скверно. Работы в доме было много, а ей постоянно хотелось спать. К тому же ее вялость бросалась в глаза, она стала раздражительной. Но поскольку Дина понимала, что сам Ананьев здесь как бы ни при чем, что он не виноват в том, что у нее на него такая реакция, она всю свою раздражительность направила на Олю. Вот Оля, которая теперь ни в чем не нуждалась и жила на деньги фермера, ничем для этого не пожертвовала. Жила себе спокойно у Юдина, и ей и в голову не могло прийти, как тяжело достаются матери деньги.
Юдин. К этой истории она относилась тоже неоднозначно. Конечно, узнав о том, что Ольга поселилась у него, первой реакцией Дины была паника, страх, что с дочерью случилось что-то непоправимое, что Юдин соблазнил ее, но потом, придя в себя после шока, она решила, что ничего страшного не произошло. Что любой другой сосед, оказавшийся на его месте, узнав, что Оле элементарно негде ночевать, предложил бы ей кров. Тем более что матери рядом не было, да и раздувать из всего этого целое событие не стоило. Ну помог человек, приютил у себя девочку, что в этом плохого? Однако Дина перестраховалась, навела справки о Юдине, подошла к этой теме осторожно, боясь проговориться, потрошила самого Ананьева, мол, слышала, что в Иловатске женщина умерла, жила по соседству с той квартирой, которую я снимала, фамилия соседей была Юдины… На что Ананьев быстро среагировал, сказал, что слышал о Юдиных, что положительная была семья, что отношения там были редкие, что Валентин любил свою жену и что теперь не скоро оправится… Этих слов для Дины было достаточно, чтобы успокоиться. В маленьких городках, как правило, все друг друга знают, а потому, если бы у Юдина была определенная склонность, об этом бы наверняка знали. Хотя, с другой стороны, многих извращенцев, педофилов и убийц тоже как будто бы все знали, да только с другой, положительной стороны…