Одинокие женщины...много переписываются (СИ)

— Ох, — вздохнул он рвано и тут же сполз губами к её шее, пока девушка, забыв о своих изначальных планах, увлечённо исследовала размер его желания, прощупывая его самыми кончиками пальцами сквозь ткань брюк.

Внутреннее напряжение и некоторая спешка, постепенно рассеивались под его нежными и чувственными поцелуями, покрывавшими шею и ключицы. Если сначала ей казалось необходимым скорее перейти к сексу, максимально сократить и упростить все возможные прелюдии, чтобы ей не захотелось вдруг передумать.

Но теперь она и так была уверена, что не передумает. Слишком хорошо, слишком приятно оказалось просто отпустить все волнения и позволить себе наслаждаться тем, как мужские ладони гладят, мнут, стискивают тело.

Впервые кто-то хотел её так… вдумчиво?

Наконец-то сняв мешающую футболку, Лиза всё равно продолжала раз за разом просто исследовать его, обводила руками. Изредка чуть отстранялась, чтобы бросить на него долгий, пристальный взгляд. И Никита, всегда гордившийся своим здоровым цинизмом, готов был позабыть о нём навсегда, и признать, что никто и никогда прежде не смотрел на него так. Девушка же налюбоваться не могла его резковатыми, но настолько гармоничными изгибами. Пальцами скользила по эстетически великолепному телу и представляла, как потом будет перекладывать простым карандашом на, достаточно мощный спуск покатых плеч и будоражащие воображение четкие линии пресса. Именно в этот момент Никита наконец-то снял с нее все это время мешавшее белье.

— Тебе приятно? — шепнул ей на ушко, накрывая сразу двумя ладонями покрывшуюся мурашками грудь.

— Очень. Но я считаю, что если мы продолжим так стоять, то у нас ничего не получится, — честно ответила она, чем вызвала у мужчины короткий смешок.

— У меня в дома вообще-то есть кровать, предназначенная для таких вещей, — сказал она широко улыбаясь, — даже в момент такой интимной близости они не могли не смеяться. Но именно в этот момент Никита прижался ближе, и она ощутила соприкосновение их голой кожи и эрекцию, теперь вжимавшуюся ей в живот, отчего всё тело обдало жаром и желанием немедленно снять остатки одежды.

Она схватила мужчину за руку и потащила в приёмную, без смущения и лишней скромности решив, что готова быть самой заинтересованной в продолжении стороной.

Никита же остановил её на середине чужой мастерской, развернул к себе и обнял очень крепко, запоздало подумав, что может сделать ей больно. Наверное, правильным поведением в такой момент стало бы вовсю любоваться видом её округлой попы, выглядящей невероятно соблазнительно в этих забавных, им же испачканных краской, джинсах, или думать о том, какую позу принять на кровати, чтобы было удобнее. А у него все мысли сходились только на том, какая же она всё-таки хорошая и милая.

Она все же дотянула его до своей спальни, из которой тут же поспешно ретировалась кошка, и мужчина собирался романтично опустить её на кровать, но Лиза категорически не хотела поддаваться и упрямо потянула его за собой, из-за чего они просто вместе рухнули на пружинящее ложе.

Теперь ему и самому совершенно не хотелось ни отстраняться, ни вставать, но всё же пришлось. Исключительно для того, чтобы торопливо стянуть эти лишние джинсы и с себя, и следом с неё, а потом проложить дорожку поцелуев вниз от ключиц, до выпуклой груди и ниже, а затем вернуться к ее приветливо распахнутым, порозовевшим губам. И Никита пытался, что-то ей то ли соблазнительно, то ли успокаивающе шептать, но ей, на самом деле, было уже совершенно всё равно, что за слова звучали над ухом, когда мужские руки необычайно чутко и ласково поглаживали тело, и трепетные прикосновения обдавали теплом внутреннюю сторону бедёр, раздвигали ноги так аккуратно и неторопливо, будто их обладатель до последнего сомневался в том, имеет ли право это делать. Никита был очень нежным, и ей тоже хотелось отвечать ему нежностью. И все прежние порывы, эти торопливые попытки насытиться чужим телом, толком его не узнав, не увидев, не почувствовав, теперь казались пошлыми, скучными и серыми. Ничего общего с тем вихрем эмоций, что поднимался внутри неё и сносил все преграды предрассудков и сомнений. Хотя, предрассудки были оставлены ещё в момент, когда её пальцы впервые за сегодня зарылись в его мягкие волосы, а сомнения — когда его руки испачкали все ее тело краской.

Его движения так и оставались замедленными, осторожными: и то, как он входил в неё, и как постепенно набирал скорость и увеличивал амплитуду толчков. Пальцами гладил её ногу от колена до бедра, целовал линию подбородка, то соскальзывая вниз, на шею, то поднимаясь вверх, к губам, которые ей приходилось закусывать, чтобы ненароком не создать лишний шум, ведь стены у нее в студии были, к сожалению, «картонными».