Дети часто предаются мучительству. Терзают муху… Пауку-косиножке оторвали ножки и пустили по дорожке… Сожгли усы кошке..
Издеваются над толстым, нескладным, бьют слабого, тихого, робкого, травят несхожего лицом, цветом кожи, фамилией…
Подойдем, посмотрим внимательно.
Мучат по-разному, из разных побуждений.
Этот еще не научился чувствовать, не представляет, что другому существу может быть больно — еще не срабатывает эмоциональное эхо, недоразвито… Бессознательно полагает, что чувствует только он один, а все остальное как бы и не живое. Младенец тычет пальчиком в глаз матери — любопытно!..
А этот вот чувствует. У этого — наслаждение муками жертвы! — корчами — криками! — наслаждение властью мучать и убивать!
Внимательно смотрим: маленький палач вершит возмездие, он мстит мухе за то, что его унизили; сегодня муха — это отец, спьяну давший оплеуху, а завтра мухой будет мальчишка-очкарик из соседнего подъезда..
Такая мстительно-возместительная жестокость легко обобщается, переносится с одного существа на другое и часто имеет ксенофобское продолжение.
Есть и гаденыши, далее гады, мучающие просто ради физического удовольствия, сладострастия, кайфа. Палачи по призванию, садисты врожденные. Такое устройство, сигналы чужого ада подаются на рай, на свой.
Примерно два-три на сотню народа. Женщины в равной доле с мужчинами.
Маленькие дурачки пошли вместе с гаденышем на чердак и повесили на проволоке кота, ласкового, пушистого, кот долго бился, потом затих; дурачкам было и жалко, и интересно, а главное, стыдно друг перед другом и перед гаденышем показать дрожь. А потом разбежались, и всем, кроме гаденыша, стало муторно и захотелось быстрее забыть.
Один дурачок и вправду забыл и готов снова идти с гаденышем, другой не может забыть, но хорохорится и назло себе совершает новые жестокости, чтобы совсем задушить эхо, из которого происходит совесть.
А третий, едва добежав домой, дает себе клятву: никогда больше, спешит обратно, чтобы скорей снять кота. Но кот уже мертв, и он хоронит его и рыдает, а потом подбирает и выхаживает всех доходяг-животяг, кормит их защищает, никогда не охотится
Есть и те, кого уже изначально никакими силами к мучительству не склонить, Кто они?.. Почему готовы отдать все, тут же пожертвовать собой, чтобы оградить от мучений другое существо, слабое и беспомощное, даже не человека — щенка, цыпленка?..
Почему для них наслаждение — кормить, защищать беспомощных, кто приохотил?
Этого — добрый человек. А этого — никто, сам. Антисадист. Мстить не станет даже за смертельную обиду, хотя не трус и умеет драться. Приведет противника в состояние беспомощности и остановится, не добьет, — напротив, поднимет, и часто на свою голову..
Ничто и никто не поможет продвинуться к добру лишь существу, в котором единолично властвует зверь начисто лишенный способности сочувствия или с извращением этой способности на обратный знак.
Два-три из ста?..
В ответ на одну из интернет-рассылок про одиночество получил такое письмо.