Глава тринадцатая
Уважаемая нервная система! Крепись, пожалуйста!
«Я люблю тебя, жизнь!» — фальшивила я что было силы.
А вот так. Настроение у меня такое. Странное. Непонятное. Ликующе-ждущее. Ликующее — понятно, почему. Ночь — да такая, что только счастливо мурчать да сыто потягиваться рыжей кошкой. А ждущее — да потому что не может быть все так идеально. Следовательно, будет подвохооблом, да такой, что… К черту!
Что будет, то будет. Но эту ночь я никому не отдам. Поэтому…
«Я люблю тебя жизнь, я люблю тебя снова и снова!»
Надеюсь, и ты меня тоже.
С пением, понятное дело, у меня всегда не ладилось. Перво-наперво в школе, когда учительница по музыке пыталась выставить мне тройку в аттестат за эту самую музыку. «Потому что девочка потрясающе, вопиюще, изумительно бездарна, — с пафосом заламывала она пухлые ручки, — и у меня просто рука не поднимается…»
Но вот что странно — как только отца принакрыло, и он отправился к директору, поинтересоваться — а как же так? У девочки все остальные пятерки… То сразу и по музыке нарисовалась она же.
Видимо, поэтому мне и прилетели разборки именно с певцом. Закон кармы сработал.
Я выглянула в окно: моя белоснежная девочка стояла под окнами. Все, как и обещал Серый. Только его самого не было. Это ж во сколько он поднялся, чтобы уже разобраться со штрафстоянкой и уехать снова. На загадочную работу, относительно которой он явно лукавит.
И вообще — кто такая Олеся?
Я рассмеялась сама себе — и снова упала на смятую постель, которая пахла нами. Нашим сексом, нашими телами, нашими надеждами.
Потянулась.
Хо-ро-шо!
— Мама! — раздалось с улицы требовательно, басовито и недовольно. — Ма-ма!
Я подпрыгнула — и заметалась.
Как-то голой и босой отпрыска встречать не хотелось.
Что мы имеем? Юбка — целая, блузка… хорошая была, просто замечательная. На белье лучше не смотреть, мир ему. Пиджак…
При всем богатстве выбора — натянуть юбку и футболку Серого — почти одной длины, как они смотрятся вместе — об этом лучше не думать. Скатиться по лестнице на первый этаж.
Сделать максимальный покерфейс. Открыть дверь в жару и выпалить:
— Здравствуй, деть.
Два метра красоты скептически посмотрели на меня. И явно собрались сказать что-то ехидное. Но тут я вспомнила, что мама — это я, следовательно:
— Без комментариев, — приложила я ладонь к Денискиным губам. Для этого пришлось практически подпрыгнуть.
— Ладно, — внезапно покладисто согласился сын. — В конце концов, ты тоже изображаешь, что видок моих девиц тебя не касается. И только подкладываешь мне презервативы. И шоколадки.
— Я тебя тоже люблю, маленький.
Мы рассмеялись. Обнялись. И пошли в дом к маме.
И мимо нее проскользнуть не удалось. Тут, правда, меня встретили такой улыбкой, словно Серый уже попросил моей руки и поклялся отдать половину всего, чем владеет.
Люблю я свою семью. Но вот идея о тайге, лесе и медведях в качестве соседей. М-м-м-м! Прелесть же, а не идея.
Когда я спустилась на кухню в виде, который можно охарактеризовать как приличный (а футболку я Серому все равно не отдам, останется трофеем), мое семейство завтракало. Или обедало, что-то со временем я совершенно запуталась.
— Деть, ты какими судьбами? Ты же на сборах вроде? — спросила у отпрыска, с которым в этом году пересекалась нечасто.
— Мама! — Он под укоризненными взглядами бабушки и дедушки отложил ложку и отставил тарелку с борщом. — У меня для тебя совершенно роскошные новости!
И просиял.
Борщ. Ага — обед, значит. И «роскошные» — любопытно, какие. Потрепала кучерявую башку, посмотрела на заросшую физиономию — не понимаю я моды с бородой и усами. Солидности парни себе добирают, превращаясь в дяденек раньше времени. Шестнадцать же только, а никак не скажешь. Особенно с баскетбольным-то ростом.
Куда торопятся? Хотя. Появился у меня этот красавец, когда мне было восемнадцать. Спасибо родителям, что поддержали и помогли. Так что от осинки апельсинки не родятся.
Мы все ждали новостей, деть тянул поистине мхатовскую паузу.
— Да говори уже! — не утерпел папа. Мама кивнула.
Дениска не выдержал, вскочил. Важность слетела с него как шелуха. Он подхватил меня, вытащил из-за стола, закружил.
— Пусти, лось! — заверещала я.
Меня покровительственно чмокнули в макушку.
— Я со вчерашнего дня — член молодежной сборной по волейболу. Основной состав. Самый молодой игрок. Надежда и так далее.
Вот тут наши гости явно посчитали, что заселились жить на стадион. Причем футбольный. Потому что… как мы кричали! Только тот, кто прошел этот путь — от ДЮШОРа до … члена сборной, понимает… как.
Труд, травмы, упрямство. Деньги, поддержка, вера. Одна обувь, которая стоит как… космолет. А когда нога растет все время…
— Дениска, — мы с мамой обнялись — и дружно вытирали слезы.
Папа торжественно пожал руку внуку — и делал вид, что крепкий и несгибаемый, а у самого глаза подозрительно блестели.