Одинокий медведь желает, или Партия для баса

— Ма! — смущение снова превращалось в злость, похоже, Карина чуть передержала паузу.

Хотя…

— Я уже шестнадцать лет ма, — отрезала она хмуро и обернулась к Сергею. — Познакомься, это мой сын Денис.

Зеленые глаза (и алые скулы) полыхали… ага. Вполне себе мелодраматическим букетом эмоций, начиная со злости и заканчивая стыдом. Не то чтобы Сергей не ощутил некоторое облегчение собственного груза совести. В конце концов, он немножко умолчал (соврал, вообще-то, но не суть), она немножко умолчала. Они квиты. И все нормально.

Сергей кивнул и чуть заметно улыбнулся, этой улыбкой говоря: все нормально, я с тобой.

— А это Сергей, — обернувшись к сыну, сделала она программное заявление.

Вот правда. Сергей даже загордился ее выразительностью. Столько сказать одним именем! И что она не собирается его стеснятся, и отказываться не собирается, и вообще она тут мама, и ей решать — будет какой-то мужчина в ее жизни или не будет, и что вот этого конкретный Сергей — будет, еще как будет, а кто не согласен — сам себе злобный Буратино.

Он не выдержал, протянул руку и кончиками пальцев, осторожно и нежно провел по алой щеке. А Карина едва заметно подалась его руке навстречу.

Двухметровое дитя злобно засопело.

Сергей это проигнорировал. Детям свойственно сопеть, на то они и дети. А он — нет. Давно уже не ребенок. Поэтому он спокойно протянул руку:

— Сергей.

— Денис, — через долгую паузу и многообещающий взгляд Карины протянул руку ребенок.

— Ну вот и познакомились, — облегченно выдохнула Карина.

Сергей — тоже. Самый острый момент пройден, дальше будет проще.

Правда, Денис, который Платонович — что за Платон такой, надо будет аккуратно разведать — так не считал.

— Мама, — потребовал он. — Мне надо с тобой серьезно поговорить.

— Даже так? — нахмурилась Карина. — Сереж, извини.

«Извини моего мелкого придурка, я сама с ним разберусь», — вот как это звучало.

— Я пойду плавать, — кивнул Сергей, мимоходом скользнул губами по щеке Карины и зашел в воду с твердым намерением слегка охладиться, а потом популярно объяснить двухметровому капризному младенцу всю диспозицию.

И ровно за мгновение до того, как нырнуть, услышал за его спиной обиженный детский бас:

— Мам, ну… а как же папа?!

Сергей едва не захлебнулся горькой водой. Выручило тренированное, привычное ко всякой эмоциональной чертовщине тело. Оно само вынырнуло, само выплюнуло воду, само вдохнуло…

В ушах гудело, булькало и грохотало. Перед глазами туманилось. Весь мир как-то отдалился, стал немного нереальным…

Как в чертовой дешевой мелодраме с адюльтером.

Влип. Вляпался, можно сказать.

Влюбился, как мальчишка, в замужнюю женщину, умудрился планов настроить — на тайгу, на сопки и свою берлогу, на «вместе в горе и радости».

Приду-урок! Она же ясно сказала: что было в Сочи, остается в Сочи. Куда яснее-то.

Вот пусть и остается. В Сочи. А он пойдет и скажет Льву больше человеческое спасибо за чертов чес. И предложит еще пару клипов снять. А если останется свободный день, то возьмет ружье и пойдет стрелять последнего медведя в горах Кавказа. Назовет его Платоном и пристрелит. Зверски. За то что ему, Платону, повезло жениться на рыжей бестии — а Сергею не повезло. Опоздал.

Когда он, уплыв подальше от пирса — чхать он хотел на волны, и не в таком море плавал! — вышел на берег, мимолетно подумал: муж не стенка, можно и подвинуть.

И тут же показал себе кулак. Кулачище.

Вот только он еще женщин из семьи не уводил! Ладно бы просто муж, но у них же сын. И вообще. Измены это как-то… Ну не сможет он ей доверять. Просто не сможет. Слишком хорошо знает, как это бывает. На Артура вон насмотрелся по самое не могу, и не надо ему такого вот. Ради такого вот и дергаться не стоит.

Наверное.

Шагая босиком по узенькой улочке, он убеждал себя: не стоит. Вот просто не надо. Как бы ни было хорошо с ней. Как бы не трепыхалось в груди. Сколько бы примеров отличных вторых браков не всплывало.

Дешевая мелодрама с адюльтером — это не его. Вот просто не его.

С этой мыслью он дошел до их… уже не их, уже — только ее, домика. С ней же вымылся под холодным душем. Соль, пот, лишние воспоминания.

Ее запах…

С запахом было сложнее — душ его не взял. Тут все пахло ей. Ими двоими. Их безумной и прекрасной ночью.

Чхать.

Он покидал в сумку свои вещи. Оделся. Написал хозяйке записку: я съехал, аванс возвращать не надо. Вышел из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь. И…

Попал в эпицентр очередной, мать ее, мелодрамы. В ролях были Карина (злая, как черт, растрепанная и злая, как тысяча чертей); бородатый ребенок по имени Денис (обиженно наступающий на мать) и некто в белом костюме, гладкий и самоуверенный настолько, что за километр видать — политик. Судя по высокому росту и темно-шатенистой курчавой масти, это и был Платон. Счастливый отец семейства, совершенно не выглядящий счастливым.

Вообще Сергей принципиально не слушал, что они там друг другу втирают. То есть Платон втирает, ребенок поддакивает и сопит, а Карина — шипит, как разъяренная кошка.

Отвратительно. И Сергея это не касается. Вообще никак. Совсем!