Одинокий некромант желает познакомиться (СИ)

…вы же понимаете, что ни к чему привлекать внимание… и без того все сложно… я, конечно, вижу, что ваша сестра — прелестнейшее существо, и верю, что тьмой она не тронута, но поступок вашего отца… а уж слухи, которые ходили. Есть ли в них хоть доля правды?

Тогда Глеб солгал.

Просто не поверил, что тот низкий человек, тяготевший к табаку с тяжелым ароматом, поймет.

…бесконечно рад слышать… и все же… не поймите превратно, я бы предпочел, чтобы вы… не вмешивались в жизнь молодых.

И Глеб отбыл к проклятой границе.

— Почему ты раньше не написала? — он хотел взять Елену за руку, но та спрятала руки за спиной.

— Я писала.

— О пустяках. Не о проблемах. Наталье ты сказала…

— Она велела тебя не беспокоить, — взгляд искоса, в котором видится недоверие. И все же губа дрожит. Она так и не научилась держать маску, и этот факт несказанно обрадовал Глеба. — Она…

— Нашла тебе подходящий монастырь, — сказал он.

И Елена кивнула.

— А тебе и вправду туда хочется?

Нет.

Ответ читается по губам, которые дрогнули, но не произнесли ни слова. А Елена поворачивается к окну. Она смотрит на Анну, и хмурится, и силится улыбнуться, и кажется, недовольна, что у их с Глебом беседы есть свидетель.

— Возможно, она права, так будет лучше для всех.

— Для меня не будет.

— Ты упрям.

— А ты…

…бестолковая.

И безголовая. И злиться на нее не выходит, потому что в темных глазах блестят слезы. А Глеб никогда не умел успокаивать плачущих девочек, даже тех, которые уже женщины, но все равно еще девочки. И, наверное, обнимать ее не стоило, потому что слезы прорвались, потекли. Елена уткнулась в плечо. Она мелко вздрагивала и всхлипывала. И Глеб беспомощно посмотрел на Анну, а та покачала головой.

Наверное, стоило лишь подождать.

Наверное…

— Елена… — госпожу Верещагину-Серпухову Господь одарил миловидной внешностью и сочным басом, который с этой внешностью несколько дисгармонировал. — Мне сказали… у нас гости… и ты могла бы предупредить, что ждешь брата.

Елена замерла.

И всхлипнула тихо-тихо. И из-за этого всхлипа у Глеба появилось стойкое желание убить госпожу Верещагину-Серпухову, которая за прошедшие годы изменилась мало. Разве что белая кожа стала еще белее, а на шее появились едва заметные морщинки, справиться с которыми не были способны и лучшие из зелий.

Выглядела она моложе невестки.

И держалась уверенней.

— Если бы вы соизволили предупредить, — веер хлопнул по ладони, и звук вышел тихим, но резким. — Мы бы встретили вас подобающим образом.

— Ничего. И так неплохо, — Глеб неловко провел рукой по волосам сестры. — Я пришел забрать Елену.

— Даже так?

Взгляд холодный. Расчетливый. И удивленной хозяйка дома не выглядит, скорее слегка раздосадованной. Конечно, одно дело отправить неугодную невестку в монастырь, это вполне себе прилично, и совсем другое — позволить пойти неприятным слухам.

— Собирай вещи, — Глеб подтолкнул Елену. — Или не собирай. Твой гардероб давно стоит обновить…

Легкая тень скользнула по лицу госпожи Верещагиной.

— Я помогу, — Анна поднялась. — Если вы не против…

— Мы не представлены, — сочла возможным заметить госпожа Верещагина.

— Анна.

— И вы…

— Мы спешим, — Анна слегка наклонила голову. — В конце концов, коль уж получилось так, что мы позволили себе явиться в ваш дом без приглашения, не стоит слишком уж затягивать визит. А потому, с вашего позволения, мы вас покинем… надеюсь, в доме найдется подходящий саквояж? И буду весьма вам признательна, если ваши люди позаботятся об экипаже.

…наверное, это было невежливо.

Плевать.

Елена все же решилась отступить, как-то неловко вытерла слезы ладошкой, а ладошку вытерла о платье. Прикусила нижнюю губу, как делала всегда, когда пыталась сдержать обиду.

И позволила себя увести.

Хорошо.

Рядом с ней Глебу было бы сложно разговаривать.

— Ваша знакомая весьма бесцеремонная особа, — сказала госпожа Верещагина.

Как же ее зовут?

Их представляли. Давно.

Семейный обед в этом же доме. Фамильное серебро. Костяной фарфор, который извлекали лишь по особым случаям, а представление невесты родителям — вполне себе особый случай. И тогда, помнится, госпожа Верещагина-Серпухова держалась с холодной отстраненностью.

Выбор сына ее не порадовал.

Вероятно, после она высказалась и не единожды, но…

— Если моя сестра вас тяготит, вам стоило написать мне и изложить проблему, — Глеб поднялся. Он был выше этой женщины на голову, а еще сильнее, и в большинстве своем люди чувствовали эту силу, опасаясь связываться с нею.

…Дарина?

Далина?

Милодара?

Что-то такое, в голове вертится… на свадьбе она была в платье того темно-зеленого оттенка, который казался почти черным. И в свете шептались, что это в знак траура по сыну.

Любовь ослепляет.

И не только влюбленных.

— Вы чересчур категоричны. А ваша сестра, уж простите, не такая невинная овечка, как вам хотелось бы думать. И да, возможно, у нас не самые теплые отношения… так уж получилось, однако это вовсе не значит, что она здесь кому-то мешает.

— И поэтому вы ее выживали?

Она и сейчас была в темном, темно-лиловом.

Ей шло.