– А окно как же? Старшой дюже гневается. Платить-то кто будет?
– Скажешь, пусть подойдет утром. Выпишу чек.
Не хватало, чтобы Анну по таким пустякам беспокоили. Ей и без того досталось. Глеб прошелся по коридору, задержавшись у дверей тех купе, которые были заняты. Он не особо рассчитывал на удачу. Кто бы ни пытался убить Анну, он не оставил бы столь явных следов.
Офицеры не спали.
Судя по голосам, шла игра в карты, да и было там отнюдь не двое… Гости? Оно, конечно, не запрещено, но изрядно осложняет дело.
– И гостей в список добавь, – Глеб остановился около полового. – Кого знаешь – по именам, кого не знаешь – описание. Подробное. Ясно?
Ответом был кивок.
Анна не спала. Она забралась на купейный диван с ногами, закрутилась в плотную ткань платья и выглядела до того несчастной, что появилось желание немедля обнять ее.
– Болит? – вместо этого спросил Глеб.
– Болит, – согласилась Анна, баюкая руку. Тварь положила голову на диван, наблюдая за хозяйкой немигающим взглядом.
– Может, капли все-таки?.. Нам ехать еще часов пять. Успеете отдохнуть.
Она покачала головой и пожаловалась:
– Я от них долго хожу сама не своя. И не хочу больше спать. Совсем не хочу. А вы, вы идите, вас ждут.
– Подождут. Я вас одну не оставлю.
– Право слово…
– Вас пытались убить, Анна. Теперь я совершенно в этом уверен. И более того, дело не в случайном порыве. Кто-то весьма тщательно готовился к вашей смерти.
Не верит. Она слишком хорошо воспитана, чтобы позволить сомнениям отразиться на лице, но Глеб все равно понял: не верит.
Он и сам, если бы не видел тьму, окружившую Анну, не поверил бы.
К ней ведь никто не прикасался. Аргус не позволил бы. И зверь приоткрыл темный глаз, едва заметно кивнул, соглашаясь, что совершенно точно не подпускал к хозяйке подозрительных людей. И неподозрительных тоже. Как тогда…
– Вы здесь ничего не находили? – Глеб осмотрел купе.
Обращаться к силе было бесполезно, если и был носитель, то следы на нем давно уже истаяли. Тогда что?
Стандартный «семейный» вариант первого класса. Красные сафьяновые диваны действительно выглядели почти новыми.
Столик. Софитки в потолке, свет которых был тускловат, а потому сам потолок гляделся темным. Бронзовая лампа с алым, в тон диванам, абажуром. Ковер. Газета.
– Ваша? – поинтересовался Глеб. Он пытался вспомнить, покупала ли Анна газету и когда?
– Нет, – она потерла руку о руку, хотя в вагоне было довольно-таки тепло. – Здесь лежала. Я думала, их везде…
Не везде.
– Вы брали?
– Пролистала. Там сплетни только и государственные дела. Я ничего не смыслю в государственных делах.
– Я тоже, – Глеб взял газету и поднес к носу. Пахло бумагой и типографской краской. И ничем больше. Но в его купе газеты совершенно точно не было.
– Но зачем? Зачем кому-то нужно меня убивать, если я и так… скоро.
– Разберемся, – пообещал Глеб, устраиваясь напротив. – О чем вы думаете?
– Я? Да не знаю, обо всем и сразу. Еще отец… Я все-таки буду считать его отцом. Он любил меня. И заботился. Может, если бы не знал, что я чужая, любил бы сильнее, но как уж вышло. Он говорил, что в голове у женщины столько мыслей, что удивительно, как эта голова сама собой не раскалывается.
Глеб улыбнулся.
– А вы? Вы о чем думаете? Ваша сестра…
– Собирается отойти ко сну. И я, пожалуй, останусь с вами.
– А она…
– Убивать ее причин нет.
– А меня есть?
– Выходит, что есть…
– Но какие? – Анна вскинулась было, но тут же поморщилась от боли и пожаловалась: – Дергает. И ноет. Меня в детстве как-то укусила собака. Не бродячая. Она жила на заднем дворе, и я ей даже еду носила. Кости. Я думала, что мы с ней дружим, но как-то она меня укусила. Тоже, к слову, за руку… Отец сильно ругался. И уколы делал болючие. А собака пропала. Мне кажется, ее убили. Глупо теперь вспоминать о какой-то собаке?
– Не знаю.
– Мне жаль ее. И еще знаю, что Аргус меня спас, что он бы не причинил вреда. – Ее голос ложился на стук колес странной долгой песней.
Не стоит увлекаться.
Это ведь так просто – позволить себе слабость. И еще слабость. И еще одну, и когда он сам станет слабым, тьма напомнит о себе.
– И отчего-то мне совершенно не хочется искать их.
– Кого?
– Моих настоящих родителей. Ведь если подумать, я появилась лишь затем, чтобы принять чужое проклятье. Я вообще не должна была выжить, но выжила. И теперь… что теперь?
– Ничего.
– Я себе тоже так говорила, вот только поверить не получается.
Глава 34
Поезд прибыл в девятом часу утра.
И о прибытии возвестил протяжным гудком. Пыхнул паром, стравляя излишки его, пугая мальчишек, которые обжили пути и порой вовсе наглели, кидая в вагоны щебень. Мальчишек гоняли, да только были они юркими и быстрыми, не чета городовым.
День выдался смурной.
Небо с сединою. Солнце поблекшее. И ветер, что поднялся с моря, принеся на отяжелевших от воды крыльях дождь. Он не то чтобы шел, скорее уж накрапывал, заставляя людей морщиться от неудобства. Зонты о такой марать не станешь, как и делать вид, что его, дождя, вовсе нет.