– Это просто чашка, – Анна достала веник. – Уберешь?
Он молча сполз со стула.
– Чай тоже трава. Листья чайного дерева, – Анна сняла с полки еще одну чашку. – И польза в них есть, но не та, которая тебе нужна. Где простыть умудрился?
Мальчишка неловко махал веником, силясь собрать осколки в одну кучу. Получалось не сказать чтобы хорошо, осколки разлетались, Калевой пытался их собрать, а они вновь разлетались.
Анна не вмешивалась.
– В лесу. На кладбище. Мы… ездили. Кости собирать. На практику, – он шмыгнул носом.
И попытался справиться с дрожью, но не получилось. Плечи его мелко затряслись, а потом и он сам, от макушки до пят.
Он стоял, вцепившись в этот несчастный веник, и дрожал.
– Тише, – Анна обняла его. – Кости это просто кости.
Богдан всхлипнул и, выронив веник, вцепился в нее, прижался всем тощим телом.
– Не просто… оно… оно там было… их убивали… я чувствовал… я знал, как им больно, понимаешь? Почему так… их всех… я слышал, как они зовут… и сейчас еще. Глаза закрываю, и опять, опять…
– Ты говорил кому-нибудь? – она гладила по пушистым волосам.
– Я не псих!
– Ты не псих, – согласилась Анна. От мальчишки пахло землей и еще кладбищем, тот особый запах тлена, камня и полыни, который имеет обыкновение привязываться к одежде. – Ты темный. Одаренный. И дар твой проснулся.
– Да. Давно. Знаю. Раньше не было. Раньше… а они горели… все там горели… а потом тварь вселилась в Арвиса… и тоже говорила… для всех. И для меня. Я не хочу, чтобы в меня тоже вселилась тварь. Я… боюсь.
Он все же успокоился. И всхлипывать перестал. И нашел в себе силы отцепиться от Анны:
– Я ничтожество?
– Ты ребенок. Садись, – она указала на стул и сама взялась за веник.
Стоило добавить в сбор пару веточек ромашки. Пустырник чересчур горчит, да и не столь уж безобиден он, чтобы ребенка поить.
Богдан послушно устроился за столом. И кружку подвинул. Правда, тотчас убрал руки. Отвернулся.
– Я должен… я должен быть… соответствовать… показывать пример. А я… я только и думаю, чтобы написать отцу, попросить… он не заберет, я знаю. Но я попрошу, и вдруг…
Анна сняла чайник. Наполнила кружки. Прикрыла их блюдцами. Она принесла коробку с пирожными. Поставила.
– Я ничтожество. Я никогда… все ждали, а я никогда не мог… ничего не мог…
– Чего именно?
– Ничего. Чистописание? У меня буквы кривыми выходят…
– У твоего отца почерк тоже далек от идеального, уж поверь, – Анна устроилась напротив мальчишки, который, впрочем, ее и не заметил.
– Задачи – ни одной сам… Я слишком туп, даром что граф. География? Для меня карты темный лес… Я бездарь.
– Кто тебе такое сказал?
– Тетя.
Странно. Анна почти ничего не знала о семье Святослава, все-таки связывали их отношения скорее приятельские, основанные на любви Калевого к розам, нежели дружеские. Он упоминал, что овдовел и случилось это довольно давно, однако нового брака не искал, находя утешение в работе. И в розах.
«Агния». Красивый сорт. Крупные цветы того рыжего цвета, который кажется огненным. Они меняли окрас, постепенно светлея, выцветая на солнце.
– Мамина сестра?
– Папина.
– Возможно, она была чересчур строга?
– Она вырастила папу. Я на него не похож.
– Ты на него очень похож, – Анна улыбнулась. – Поверь мне…
Не поверил.
А Святослав знает, что за мысли вложили в голову его сына?
– Мама была темной. И я в нее пошел. Их брак был ошибкой. Отцу следовало более внимательно подходить к выбору жены. И скоро он выберет новую. Достойную.
– Чушь, – не выдержала Анна.
Стоит отписаться, но… дела семейные. И получится неловко. Как постороннему лезть в чужие семейные дела?
Но у нее не так много времени осталось, чтобы обращать внимание на светские условности. Даже если Святослав обидится, она все равно должна. Хотя бы ради этого мальчишки, который уставился в чашку, будто надеясь в ней отыскать ответы.
– Не чушь. Я не имею права наследовать титул.
– Почему?
– Потому что недостоин.
– Видишь ли… – Анна вдохнула легкий травяной аромат. – Наследование происходит не по чьему-то достоинству, – прозвучало несколько двусмысленно, но мальчишка не заметил, – а по правилам, которые описаны в кодексе. Так вот, насколько я знаю, наличие силы, или отсутствие ее, или же направленность дара никак не влияют на твои права.
Богдан вздохнул:
– Тетя говорит, что я должен отказаться. Что это мой долг. И все ждут, что я его исполню.
– Все – это кто?
– Отец.
– Он тебе сам это сказал?
Богдан покачал головой.
– То есть ты наверняка не знаешь?
Прикушенная губа и взгляд, который ищет, за что зацепиться.
– А сам ты с ним пробовал говорить?
– Он занят.
– Всегда занят?
– Его нельзя огорчать всякими глупостями. Он и так расстраивается, что я такой… бестолковый.
– А твой нынешний наставник тоже считает тебя бестолковым?
Богдан вздохнул тяжелее прежнего:
– Он ждет, что я буду главным. Что я наведу порядок. А у меня не получается. Меня никто не слушает, и вообще… они все такие дикие!
Анна не удержалась от улыбки. Дикие, стало быть…
– Миклош самый толковый, только он тоже хочет быть главным. А я не могу уступить. У меня папа граф, а у него кто?
– Кто?