Одинокий прохожий

Качается бабочка
На тонком цветке;
Забытая куколка
Лежит на песке.

Ни смерти, ни тления,

Ни гибели нет, —
Полет и кружение,
И трепетный свет.

Когда же кончается

Сияющий день,
И луг одевается
В прохладу и тень, —

Серебряным воздухом

Безмолвно дыша, —
В селения звездные
Несется душа.

«Играет ветер, летний ветер…»

Играет ветер, летний ветер
Бродяги рваным пиджаком.
Прилег, притих, вон там, за этим
Зашевелившимся кустом,

И дальше — только пыль столбами

Вдоль по дороге понеслась,
И всеми яблоня ветвями
Его дыханью поддалась,

Зеленым закачалась флагом

Под небом сине-голубым.
А человек спокойным шагом
Идет, и тень идет за ним,

Послушна каждому движенью

И — удлиненна и тонка —
Кончается горбатой тенью
Подвешенного узелка.

А жаворонок, ставший частью

Воздушных золотых высот,
О легком и бесцельном счастье
На языке своем поет.

«На резкий звон разбитого стекла…»

На резкий звон разбитого стекла,
Сердито охая и причитая,
Хозяйка подбежала: со стола
Стекала тихо струйка золотая,

И пьяница, полузакрыв глаза,

Прислушиваясь к льющемуся звуку,
Блаженно подмигнул и поднялся
И протянул доверчивую руку.

Но было некому ее пожать:

Все с гневом осудили разрушенье.
Он загрустил; никто не мог понять,
Какое лучезарное виденье,

Средь золотисто-светлого вина,

Какой веселый мир ему открылся!
Он радостно — какая в том вина? —
Взмахнул рукою, — и стакан разбился.

Возвращение Пер Гюнта

Все море да море, и дни и недели,
Крик чайки, шум ветра, и рокот волны, —
И вот, наконец, исполинские ели
И первые фьорды норвежской страны.

И вот уж ее водопадные реки

И синие воды спокойных озер,
И там, на востоке, — знакомый навеки,
Холодный рисунок прерывистых гор.

Полями, лесами, все мимо и мимо,

И вот уж долина. Как мягко она
Лежит меж холмов; синеватого дыма
Как ясно струя над опушкой видна.

Там хижина… Боже! — За тем поворотом,

Под хвойным навесом… Там юность твоя,
Там тихая верность и преданность — все там,
Что ты променял на чужие края.

Уж тени ложатся на хижину сзади.

Под тихое пенье — нежна и тонка —
Твою поседевшую голову гладит,
Все гладит и гладит родная рука.

«Друг мой ласковый, друг мой любимый…»

Друг мой ласковый, друг мой любимый,
По пустым, по осенним полям
С сердцем сжатым задумчиво шли мы,
И на платье, на волосы нам

Наносило порой паутины;

В синем холоде запад тонул,
И далекий, печальный, равнинный
Ветер бедную песню тянул:

Как прощаются, как расстаются,

Как уходят; как долго потом
Паутины прозрачные вьются
Ясным вечером, в поле пустом.

«Все труднее жить на свете…»