Одинокий прохожий

«Не все бессмысленно и бренно…»

Не все бессмысленно и бренно,
Не все имеет свой конец,
Не только тление нетленно,
Сей жизни бедственный венец.

О, недостойный ум: ты мог,

Ты смел дойти до отрицанья,
Едва ступивши на порог
Божественного мирозданья.

«Безбожья хмурый проповедник…»

Безбожья хмурый проповедник,
О, как высмеиваешь ты
Мои возвышенные бредни,
Мои бессвязные мечты.

Кричишь, открыто негодуя:

«Какая ложь! какая тьма!»
Что ж? — Бессердечности ума
Безумье сердца предпочту я.

«Измученная, чуть живая…»

Измученная, чуть живая,
Со свечечкой в руках худых,
Не замечая, не стирая
Ни слез, ни капель восковых,
Закрыв глаза, она молилась
И кланялась в кадильный дым.
И так мне стыдно становилось
Пред горем страшным и простым.

«Опять волнуются народы…»

Опять волнуются народы,
Опять вершители судеб
Клянутся именем свободы
И делят скот, дома и хлеб.

И нет ни имени, ни меры

Бездонной скудости земной, —
И пять хлебов ничто без веры,
И нищий наг, и слеп слепой.

«Свобода, — о, восторженное слово!..»

Свобода, — о, восторженное слово!
Ты как блистательный огромный щит,
Где отраженье солнца золотого
Сверкает, и дробится, и горит.

Не видим мы, слепцы, какой железный,

Какой непререкаемый закон
И в этой непомерности надзвездной
И в чашечке цветочной затаен.

«Одни считают в небе созвездия…»

Quid dedicatum poscit Apollinem…

Hor

Одни считают в небе созвездия,
Их бег сверяя с тайными судьбами,
И на папирусы заносят
Числа, исполненные значенья.

Другим отрадно в шуме и грохоте

За громкой славой гнаться, за подвигом, —
И над испуганной толпою
В звоне меча изрекать законы.

Но мне лады свирели несложные

Дороже труб и криков воинственных,
И звездной книги мне яснее
Сотовый мед в руке любимой.

Поездка в Линге